есть Царствие Небесное», — процитировала она, обращаясь к Леону, но поглядывая искоса на меня.

Леон с минуту стоял онемев и переводя взгляд то на меня, то на нашу новую знакомую.

— Вы не можете говорить серьезно, — сказал он наконец. — В Библии нет ни слова о том, что мы должны быть привязаны к Земле, в то время как эта толпа чернозадых, которые даже не верят в Иисуса — это подумать только! — расползается по Галактике. И там, конечно, ничего не говорится о том, что мы должны защищать этих мелких ублюдков! Господи! У меня сын побывал на той войне. Кто-то из этой погани отстрелил ему яйцо! Его яйцо! Они заслужили то, что получили, сучьи дети! И не говорите, что я должен быть счастлив спасать их никчемные задницы там, в колониях.

Джесси подмигнула мне.

— Не хотите ответить на это?

— Если вы не возражаете.

— О, нисколько, — с готовностью отозвалась она.

— «Я говорю вам: любите врагов ваших, — процитировал я, — благословляйте проклинающих вас, благотворите ненавидящим вас и молитесь за обижающих вас и гонящих вас, да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных»[2].

Леон сделался красным, как вареный омар.

— Вы оба выжили из вашего гребаного ума! — рявкнул он и направился прочь так быстро, как только позволяла груда жира, составляющая его тело.

— Слава богу… — пробормотал я. — Причем я говорю это совершенно искренне.

— Вы на редкость искусно обращаетесь с цитатами из Библии, — сказала Джесси. — Вы, наверно, в прежней жизни были проповедником, да?

— Нет, — ответил я. — Но я жил в городке, где на две тысячи человек населения имелось пятнадцать церквей. Такая жизнь помогла мне овладеть этим языком. К тому же совершенно не обязательно быть религиозным человеком, чтобы высоко ценить Нагорную проповедь. А чем вы сможете оправдаться?

— Учеба в католической школе, только и всего. В десятом классе я получила ленту в награду за хорошую память. Просто удивительно, как много всякой всячины может сохранить мозг на протяжении шестидесяти лет, хотя в последнее время я не могла даже запомнить, где оставила машину, отправляясь в магазин.

— Как бы то ни было, позвольте мне принести извинения за Леона, — сказал я. — Я знаю его очень мало, но все же достаточно для того, чтобы понимать, что он круглый болван.

— «Не судите, да не судимы будете», — отозвалась Джесси, пожав плечами. — Он всего лишь произносит вслух то, о чем очень многие думают втихомолку. Я считаю, что такая точка зрения глупа и неправильна, но могу его понять. Мне самой жаль, что пришлось ждать всю жизнь, чтобы повидать колонии и в конце концов вступить в армию. Будь у меня возможность сделаться колонисткой, когда я была моложе, я бы воспользовалась ею.

— Похоже, что вы отправляетесь туда, — я ткнул рукой вверх, — не для того, чтобы наслаждаться военными приключениями.

— Конечно нет, — не без презрения в голосе ответила Джесси. — А вы записались, конечно же, потому, что испытываете нестерпимое желание повоевать?

— Нет, — честно сказал я.

Джесси кивнула.

— Вот и я тоже. Равно как и большинство из нас. Ваш друг Леон, несомненно, записался вовсе не из-за желания повозиться с оружием — он же терпеть не может тех людей, которых мы будем защищать. Люди записываются в ССК или из-за того, что боятся смерти и не хотят быть стариками, или чтобы увидеть нечто новое перед тем как умрут. Знаете, я записалась именно поэтому. Вовсе не для того, чтобы сражаться или снова стать молодой. Я всего лишь хочу узнать, на что это похоже — быть где-нибудь еще.

Она повернулась и взглянула в окно.

— Если честно, мне самой смешно слышать от себя эти слова. Вы можете не поверить, но до вчерашнего дня я ни разу не выезжала за пределы Техаса.

— Не думаю, что вам стоит сильно переживать из-за этого, — ответил я. — Техас очень велик.

Она улыбнулась.

— Спасибо. Но, если честно, я вовсе не переживаю. Это всего лишь немного смешно. Когда я была маленькой, то очень любила читать все подряд романы из серии «Юный колонист», смотрела фильмы и мечтала о том, как буду разводить скот где-нибудь в системе Арктура и сражаться против жестоких земляных червей в колонии Гамма-Прайм. Мне исполнилось двенадцать лет, когда я узнала, что колонисты происходят из Индии, Казахстана, Норвегии, то есть из тех стран, которые не в состоянии обеспечивать существование населения. А я родилась в Америке, и, значит, мне не светит попасть туда. Какое разочарование! И дело было вовсе не в арктурианских коровах или земляных червях!

Она снова пожала плечами.

— Я выросла в Сан-Антонио, затем уехала учиться в колледж при Техасском университете, вернулась обратно и устроилась на работу. В конце концов вышла замуж, и каждый год мы ездили в отпуск на побережье Мексиканского залива. На тридцатую годовщину хотели поехать с мужем в Италию, но так и не поехали.

— Что же случилось?

Джесси рассмеялась.

— Его секретарша — вот что случилось. Это они в итоге отправились в Италию на медовый месяц. А я осталась дома. С другой стороны, их путешествие закончилось в Венеции, где они оба насмерть отравились моллюсками, так что для меня все кончилось гораздо лучше. В общем, после этого я не слишком переживала, что не путешествую. Я знала, что вступлю в ССК, как только достигну нужного возраста. И вот я здесь. Хотя теперь немного жаль, что я так мало повидала на Земле. Я летела до Найроби с пересадкой в Далласе. Это было очаровательно. Хотелось бы мне, чтобы такая поездка была не единственной в моей жизни. Я не имею в виду вот это. — Она махнула рукой в сторону окна, за которым тянулись кабели «бобового стебля». — Ни разу в жизни не думала, что мне придется ехать в этой штуке. Интересно, что держит эту веревку стоймя?

— Вера, — серьезно ответил я. — Вы верите, что она не упадет, и она не падает. Только постарайтесь не думать об этом слишком много, а не то у нас всех могут случиться неприятности.

— Во что я действительно верю, — с точно такой же серьезностью сказала Джесси, — так это в то, что мне хочется перекусить. Не желаете присоединиться?

— Вера… — повторил Гарри Уилсон и весело рассмеялся. — Что ж, возможно, этот кабель и впрямь поддерживает именно вера. Поскольку я точно уверен — это может быть что угодно, но только не фундаментальная физика.

Гарри Уилсон присоединился к нам