зрения о лучшей роли для меня, и уж, конечно, не Кушнеру, который вскоре после этого написал мне: “Здорово проводить время вместе — мы действительно хотим, чтобы ты был в команде. Давайте поговорим на этой неделе, чтобы найти подходящее место, поскольку у вас есть что предложить, и у нас есть уникальный шанс сделать что-то хорошее”. Мадлен Вестерхаут, секретарь Трампа во “Внешнем овале” (комната, где сидели личные помощники Трампа), позвонила во вторник, чтобы соединить меня с Трампом, но у моего телефона был выключен звук, и я пропустил звонок. Как и следовало ожидать, Трамп был занят, когда я позже перезвонил, поэтому я спросил Вестерхаут, знает ли она, о чем идет речь. Она сказала: “О, он просто хотел сказать тебе, какой ты замечательный, и сказал, что хочет поблагодарить меня за то, что я приехал в Мар-а-Лаго». Я ответил, что это было очень любезно, но, не желая обременять его график, я сказал, что ему действительно не нужно звонить снова, надеясь увернуться от пули. Через несколько дней Вестерхаут, всегда жизнерадостная, оставила еще одно сообщение, в котором говорилось, что президент хочет меня видеть. Я был убежден, что меня поставят на какую-то аморфную должность, но, к счастью, уехал из страны почти на две недели и снова увернулся от пули.

Вы можете убежать, но вы не можете спрятаться, и встреча с Трампом была, наконец, назначена на 23 марта, после обеда с Мак Мастером в столовой Белого дома. Я заранее написал Бэннону, чтобы расставить все точки над i: меня интересовали только должности госсекретаря или национальной безопасности, и, насколько я мог судить, ни то, ни другое не было вакантно. По случайному совпадению, я вошел в Западное крыло впервые за более чем десять лет, когда толпа журналистов ждала снаружи, чтобы взять интервью у республиканских членов Палаты представителей, встречающихся с Трампом, о провалившихся попытках отменить Обама-кейр[11]. Как раз то, что мне было нужно, хотя я и не планировал отвечать ни на какие вопросы. Однако в эпоху Твиттера даже отсутствие истории — это история, как написал один репортер в Твиттере:

ГЛЕН ТРАШ: Джон Болтон только что вошел в Западное крыло — я спросил его, что он делает, он улыбнулся и сказал: «Здравоохранение!!!!»

Позже я увидел, что Боб Коста из «Вашингтон Пост» написал в твиттере, когда я входил:

Трамп хочет ввести Джона Болтона в администрацию. Вот почему Болтон сегодня находится в БД, в качестве доверенного лица Трампа. Продолжается совещание.

Я прекрасно пообедал с Мак Мастером, обсуждая Ирак, Иран и Северную Корею, а затем мы отправились в Овальный кабинет, чтобы увидеть Трампа, который как раз заканчивал обед с министром финансов Стивеном Мнучиным и Нельсоном Пельцем, нью-йоркским финансистом.

Трамп сидел за столом «Резолют», который был совершенно пуст, в отличие от стола в его новом офисе в Нью-Йорке, который, казалось, всегда был завален газетами, отчетами и заметками. Он сфотографировал нас двоих, а затем мы с Мак Мастером сели перед столом для обсуждения. Мы немного поговорили об усилиях по отмене Обама-кейр, а затем обратились к Ирану и Северной Корее, повторив многое из того, что мы с Мак Мастером обсуждали за обедом. Трамп сказал:

— Вы знаете, мы с вами согласны почти во всем, кроме Ирака.

— Да, но даже там мы согласны с тем, что вывод американских войск Обамой в 2011 году привел нас к тому беспорядку, который мы имеем там сейчас, — ответил я.

— Пусть не сейчас, но если в правильное время я приглашу вас войти в эту администрацию на правильную должность, вы согласитесь, верно?

Я рассмеялся, как и Трамп и Мак Мастер (хотя я чувствовал себя несколько неловко), и ответил согласием, полагая, что я снова уклонился от пули, которой боялся. Никакого давления, никакой спешки и никакой аморфной работы в Белом доме без почтового ящика.

Встреча длилась минут двадцать с лишним минут, а затем мы с Мак Мастером ушли, по пути заглянув в кабинет Бэннона. Мы с Бэнноном некоторое время гостили у Прибуса, наткнувшись в коридоре на Шона Спайсера, а затем на вице-президента, который тепло приветствовал меня. Атмосфера напомнила мне общагу колледжа, где люди постоянно бродят по комнатам друг у друга и болтая о том-сем. Разве эти люди в разгар кризиса не пытались отменить Обама-кейр, одну из основных проблем Трампа в 2016 году? Это был не Белый дом, который я узнал по прошлым администрациям, это точно. Самой зловещей вещью, которую я услышал, были слова Майка Пенса: “Я действительно рад, что вы с нами”, хотя, я вовсе не думал, что я с ними! Примерно в 14:15 я, наконец, ушел, но у меня было такое чувство, что я мог бы торчать здесь весь день.

Я мог видеть, что эта схема контактов с Белым домом Трампа длится неопределенный период, и в какой-то степени так и было. Но я закончил первые сто дней администрации, уверенный в своем собственном мнении о том, что я был готов делать, а что нет. В конце концов, как говорит Катон Юнгер в одной из любимых строк Джорджа Вашингтона из его любимой пьесы: “Когда побеждает порок, а нечестивые люди властвуют, почетный пост — это частная должность”.

* * *

Жизнь при Трампе, однако, не была похожа на жизнь в романе Джозефа Аддисона «Катон», где герой стремился защитить рушащуюся Римскую республику от Юлия Цезаря. Вместо этого новая администрация гораздо больше напоминала песню Eagles “Hotel California”:

You can check out any time you like

But you can never leave.[12]

Незадолго до того, как Бэннон и Прибус стали звонить и писать мне, зазывая прийти в Белый дом в любом качестве, поскольку они пытались преодолеть несоответствия между Трампом, Мак Мастером и Тиллерсоном. Наиболее ощутимым проявлением проблем был Иран, в частности, ядерная сделка 2015 года, которую Обама считал своим главным достижением (помимо Обама-кейр). Сделка была плохо задумана, отвратительно согласована и составлена, и полностью выгодна Ирану: невыполнима, непроверяема и неадекватна по продолжительности и масштабу. Призванная устранить угрозу, создаваемую ядерной программой Ирана, сделка не сделала ничего подобного. Фактически, она усугубила угрозу, создав видимость решения, отвлекая внимание от опасностей и отменяя экономические санкции, которые нанесли существенный ущерб экономике Ирана, позволив Тегерану действовать практически беспрепятственно. Более того, сделка не рассматривала всерьез другие угрозы, которые представлял Иран: его программа создания баллистических ракет (плохо замаскированная попытка разработать средства доставки ядерного оружия),