Выходит, это я умею: так сильно любить человека, чтобы думать только о его счастье, а не о собственном. Мне безумно не хватает дедушки, просто жесть как сильно. Только с ним можно было поговорить по-настоящему. И все же я рада, что он умер. Рада за него. Но если завтра я увижу, как он сидит на облаке и рыбачит с другой девочкой, пожалуй, я и передумаю. А что, если Дилан меня отвергнет? На время, чтобы сначала заполучить подругу покрасивее. Но смолкни, сердце, скован мой язык! Это из «Гамлета».

С тех пор как я пообещала доктору Блуму не читать, а жить отдельно от книг, в реальности, я пробую проделывать всякое, что на самом деле невозможно. Кладу руку на стол и жду, чтобы стакан сам заскользил ко мне с другого конца. Ну или хоть сдвинулся с места, совсем чуть-чуть, – начнем с простого. Интересно, что я почувствую, если получится: обрадуюсь или перепугаюсь до смерти? Или взять дýхов: что со мной будет, если встречу призрака? Думаю, если Дилан вдруг решит меня поцеловать, я помру со страху. С тех пор как читать нельзя, мне все кажется адским бредом.

Деревенские часы бьют четыре. Идет дождь. Я впитала в себя почти все, что написало человечество, – от изобретения клинописи и до 13 часов 32 минут вчерашнего дня. Как губка. Пора бы кому-нибудь меня выжать.

11 июля, суббота, 9:11

Мы, Бейтел и я, перешли по мостику и оказались в лесу. Было еще рано, половина восьмого, листья на деревьях мокро блестели. К свае в воде была прибита табличка: «ЛОВИТЬ РЫБУ ВОСПРЕЩЕНО». На свае сидела цапля с рыбой в клюве.

– Читать не умеет, – сказала я. – Глупая птица!

– Наоборот, умная! – возразил Бейтел. – Она-то знает, что люди думают: цапли читать не умеют. А цапли как раз отлично умеют и еще отлично умеют притворяться, что не умеют читать.

А что, вполне возможно.

– Ты подожди тут, – попросил Бейтел, – а я пойду поздороваюсь с бобрами.

Он исчез в кустах на берегу озерца. Бейтел разговаривает с животными. Особенно с невидимыми. Я животных ненавижу, так что невидимые звери для меня – лучший вариант. Чувствую, у нас с ними есть кое-что общее. Бейтелу восемь лет, но он все еще живет в сказочном мире. Может, вообразил себя Питером Пэном и не хочет взрослеть, вот и выбрал сказку. Или это звери его не отпускают. Лично меня Питер Пэн всегда бесил. «Умереть – вот это настоящее приключение», – говорит он[5]. Ну да, как же. И все же, глядя на Бейтела, я думаю: вот будет жалость, если он со дня на день превратится в тормознутого подростка.

Может, пубертат – это первая из вереницы жутких болезней, которыми надо переболеть за всю жизнь? Если так, то Бейтелу повезло, что он пока здоров. Я бы хотела, чтобы мне прямо сегодня исполнилось семьдесят четыре. Серьезно! Ведьма с корзинкой отравленных яблок. У меня старая душа. Жду не дождусь, когда эта душа по возрасту совпадет с моим телом. Или наоборот. Молодость меня уже достала, причем с самого рождения.

Бейтел появился из-за кустов. Оказывается, бобры еще спали. Мы направились глубже в лес. Бейтел решил поздороваться с совой:

– Думаю, она еще не заснула.

Он снова исчез из виду.

На этот раз он запропастился надолго. Я осталась совсем одна, а ветер легко потряхивал ветки, и от этого под деревьями как будто накрапывал дождь. Присесть было некуда – сплошная сырость кругом. Лучи солнца тянулись между деревьями горизонтально, а я стояла и чувствовала себя счастливой. По правде. Ночью темными делаются не только вещи – дома, крыши, трубы, – но и мысли. А утром все светлеет. И мысли тоже.

Солнечный свет отражался в каждой капле – и в тех, что падали, тоже. И они искрились, и внутри у меня все искрилось тоже. Я закрыла глаза, но продолжала видеть, потому что в мою голову вместился целый мир. Даже тела не ощущала: оно заполняло размером Вселенную, не натыкаясь ни на какие препятствия. На глазах выступили слезы, и я почувствовала, что солнце в них засверкало искрами так же, как в дождевых каплях. Я была во всем, и все было во мне, и все складывалось прямо как надо – как тогда с листком, упавшим на воду бассейна! И когда Бейтел вышел из-за деревьев, все по-прежнему оставалось как надо. Вид у Бейтела был серьезный, но свою беседу с совой он пересказывать не захотел.

Мы вышли на поляну. Ее обступали хвойные деревья. Посередине стояли три то ли сосны, то ли елки – кто ж их разберет – и еще одно дерево, с листьями как большие зеленые ладони: мизинец, короткий большой палец и три длинных. В деревьях я ни бум-бум, правда. Бейтел тут же полез на самую высокую то ли сосну, то ли ель. Получалось у него хорошо, он легко сновал между ветвей. Как будто путь был ему знаком. Он взбирался из тени к солнцу. Высоко. Еще выше. Слишком высоко. Бейтел встал на одну из верхних ветвей, обхватил рукой ствол и приложил ладонь козырьком ко лбу.

– У меня тут наблюдательный пост! – завопил он.

– Братец Бейтел, – крикнула я, задрав голову, – ты высоко сидишь, далеко глядишь, видишь ли кого-нибудь?

– Динозавров! – заорал он. – Целое стадо!

Солнечные лучи гребнем чесали ему волосы. От того, как он там стоит, мне стало жутко. Предупредить, что это опасно? Но я ж ему не мама. Доктор Блум говорит: мы родились не затем, чтобы осторожничать. Я прочла десять тысяч книг и еще немного. Не меньше чем в половине из них встречались дети, и все они были намного счастливей, если их не дергали без конца. Если Бейтел упадет, я его поймаю. И сломаю спину. Тут же прослыву героиней. А деревья – они, по-моему, обожают, когда на них залезают, уж им-то вреда не будет.

– К оружию! – скомандовал Бейтел и змеей соскользнул вниз.

Фух, гора с плеч! Он поднял с земли длинную ветку и протянул мне:

– Твое копье. Я возьму только рубило. Самок и детенышей не трогаем.

– Договорились.

– Слышишь топот? Они близко. – Бейтел напряженно всматривался в деревья на краю поляны. – Там! – закричал он. – Вон они! Целое стадо! Матери с малявками. Самец – только один. Вот тот, здоровущий. Давай! Бросай! Скорее!

Нужно было прицелиться, но я не знала, куда метить. Тогда я вообразила, как прямо на меня надвигается тираннозавр.

– Плотоядный! – закричала я. – Человекоядный! – И метнула копье.

– В яблочко! – радостно подхватил Бейтел. – Ты пронзила его холодную кожу! Молодец, Салли Мо! Он валится на землю!

Бейтел подбежал к месту, где упало копье, осмотрел убитое чудовище и заплясал вокруг туши, припевая: «Наповал! Наповал!» Потом глянул в ту сторону, откуда появился динозавр, и сказал:

– Вот этого я и боялся: самки удирают. Что же нам теперь делать с детенышами?

– Давай спрячем их под теми деревьями? – предложила я и показала на четыре торчащих посреди поляны ствола.

– Нет, там лежит наше оружие, они испугаются. Родители научили их бояться человека.