– Понимаете, так бывает в подростковом периоде. Иногда крен происходит в определенную область. Кто-то про инопланетян начинает рассказывать, кто-то постоянно цифры складывает. Может, психиатру показать мальчика?

Учительница была мстительной и глупой.

Отца возмутило ее предложение, он вышел из себя, накричал на историчку, которая, в свою очередь, побежала жаловаться завучу школы. Мать Толи всплакнула и повела сына в поликлинику.

Психиатр им попался умный и начитанный.

– Отличный парень, – сказал он, – сообразительный, все у него нормально. Вам радоваться надо – вдруг еще один писатель Ян растет!

Мать опять всплакнула и вспомнила, что первые карманные деньги ее сын потратил как раз на двухтомник этого самого писателя-историка Яна.

В школе со временем успокоились – учителя перестали раздражаться, однокашники, видя, что Лукин совсем не похож на затюканного умника, а превращается в рослого сильного парня, остерегались над ним смеяться. К тому же им, повзрослевшим, стало наконец интересно слушать, о чем он рассказывает. Если бы девочка, которая так нравилась Лукину, была бы чуточку взрослей, она бы отметила это его упрямство, дотошность, замкнутую решимость быть верным – не важно чему: слову ли, человеку ли, делу ли, – задумалась бы о том, как с ним можно будет жить и что он, в свою очередь, будет требовать от нее. Если бы эта девушка была бы постарше, она бы непременно задумалась о том, как этот парень будет себя вести, повзрослев. И всегда ли во благо будет его неумение и нежелание быть чуть гибче. Старшенькая, хоть и была наблюдательна, но ей не хватало взрослого опыта.

Дружба между Лукиным и Сорокко была предопределена. Они были разными, и это был залог их притяжения друг к другу. Каждый смотрел на другого, словно проверял правильность выбранных путей и целей. И каждый, глядя на другого, получал нужный ответ: «Да, именно я делаю все правильно!» Но такие вопросы задаются не каждый день, а потому в повседневной жизни друзья старались как можно больше времени проводить вместе.

Первые признаки разлада между ними появились только теперь, в десятом классе, и причиной этого была девочка с фиалковыми глазами и со смешным прозвищем Старшенькая. Лукин даже не подозревал, что он был влюблен в нее давно, с младших классов, когда верхом лихости было смахнуть с парты чей-то пенал со всем содержимым на пол и потом смеяться, наблюдая, как пострадавший собирает раскатившиеся ручки и карандаши. Толя Лукин это проделывал со всеми, кроме Старшенькой. Что-то останавливало его, что-то мешало ему быть с ней таким, каким привыкли видеть его остальные. В пятом классе он помог ей передвинуть парту подальше от окна и запомнил навсегда это приятное чувство собственного благородства. Он еще долго гордился собой и искал случая повторить подобный поступок. Правда, случая не представилось. Старшенькая всегда вела себя тихо, справлялась со всем сама, спокойно, не привлекая внимания: не бегала во время дежурства по классу со шваброй, как некоторые, не таскала огромными стопками учебники из библиотеки, – она все делала незаметно и быстро. Толя долго придумывал еще какой-нибудь благородный поступок и не заметил, как они повзрослели.

В один сентябрьский день он вышел из школы и побрел домой. Дорога была скучной – поболтать было не с кем, Вадим Сорокко задерживался на занятиях в своей школе. Толя шел, разглядывая давно изученные окрестности, и вдруг увидел свою одноклассницу, ту самую девочку с фиалковыми глазами. Она стояла у витрины универмага и смотрела на манекены. Манекены были высокими, худыми и фигуристыми, они были задрапированы в шелковые ткани, на головах у них были шляпы. Толя присмотрелся к манекенам, потом перевел взгляд на девочку с фиалковыми глазами и понял, что прежняя девочка исчезла, а появилась новая, точь-в-точь как эти манекены – высокого роста, стройная, с прямой спиной и высокой грудью. И волосы у нее стали будто бы другими – пышными. Теперь она не заплетала их в косы, а собирала наверх. Лукин даже обомлел от увиденного – вот так каждый день ходишь в школу, видишь ее, даже на физике сидишь за одной партой, а самого главного не замечаешь. Толя потоптался на месте, решая, как быть – подойти и заговорить или спрятаться в подъезде рядом. Но тут девочка повернула голову, увидела его и как ни в чем не бывало произнесла:

– Привет, зайдем в магазин, мне надо резинку для трусов купить.

Лукин обомлел не столько от приглашения, сколько от простоты, с которой упомянули резинку для трусов.

– Или подожди меня, подержи портфель, я куплю, и пойдем домой вместе, – сказала она, так и не дождавшись от него ответа.

Лукин молча забрал у нее портфель, а она легко взбежала по ступенькам и скрылась в магазине. Сначала Толя попытался прикрыть ее портфель своим, чтобы одноклассники, если будут идти мимо, не увидели его, потом решил поставить рядом, на крыльцо магазина – вроде стоит тут портфель, просто так стоит, а он, Лукин, рядом, и отношения к нему не имеет. Пока он так размышлял, девочка уже вернулась, забрала портфель и произнесла:

– Спасибо, он такой тяжелый, ужас просто.

– Ну и чего тогда?! Давай понесу! – пробасил Лукин, и так начался его роман со Старшенькой.

Тяжелее всего было рассказать об этом другу. Ну вот как вы себе представляете, встречаются два серьезных мужика, и один другому говорит: «Ты знаешь, я вот тут портфель одной помог донести!» Вполне вероятно, что он получит ответ: «Ну и что!» И дальше уже не объяснить, что, кроме портфеля, который он теперь носит каждый день, есть еще ее глаза, ее улыбка, волосы. И наконец, фигура. Как другу рассказать о том, что увидел?! Да никак. А потому лучше молчать и делать вид, что ничего не происходит. Толя Лукин и молчал. Каждый день он теперь провожал Старшенькую домой и радовался тому, что у нее такое ласковое прозвище. Сам бы он никогда не посмел назвать, например, Иру – Ирочкой или Свету – Светочкой. А тут и решаться не надо, за тебя все сделали ее родители.

– Старшенькая, ты завтра на физру идешь? – спрашивал он.

А она как ни в чем не бывало отвечала:

– Иду. Завтра же лыжи.

И он радовался не только тому, что на уроке физкультуры, который будет проходить в лесу, можно долго побыть вдвоем и никто не помешает, но и тому, что можно ласково обратиться к девушке, которая нравится.

Ровно два года Лукин пытался ответить на вопрос: а как же к нему относится Старшенькая? Он анализировал ее поступки, слова, улыбки, но так и не пришел ни к какому выводу. Спросить ее напрямик Лукин не догадался. Скорее всего ему это и в голову не пришло. В его понимании любовь была похожа на изюм в шоколаде – одно от другого неотделимо, имеет смысл есть сразу. Другими словами, ни к чему раскладывать на составные части уже крепкую конструкцию. Лукину казалось, что вот эта жизнь – вместе в школу, из школы, телефонные разговоры по вечерам, частые встречи вне школы – должна сама по себе привести к какому-нибудь результату. Надо просто подождать. Но в конце девятого класса нарушилась гармония, которой наслаждался Толя. Лукин отлично помнил, в какой момент это случилось и с какого момента появилась настоятельная необходимость знать наперед планы друга.