и плачет, и давит виски

   Весеннею острою грустью…

Неси мои думы, как воды реки,

   На волю к широкому устью!

1905

9. «В молочных сумерках за сизой пеленой…»

В молочных сумерках за сизой пеленой

Мерцает золото, как желтый огнь в опалах.

На бурый войлок мха, на шёлк листов опалых

Росится тонкий дождь, осенний и лесной.

Сквозящих даль аллей струится сединой.

Прель дышит влагою и тленьем трав увялых.

Края раздвинувши завес линяло-алых,

Сквозь окна вечера синеет свод ночной.

Но поздний луч зари возжег благоговейно

Зеленый свет лампад на мутном дне бассейна,

Орозовил углы карнизов и колонн,

Зардел в слепом окне, златые кинул блики

На бронзы черные, на мраморные лики,

И темным пламенем дымится Трианон.

1909

10. «Парижа я люблю осенний, строгий плен…»

Парижа я люблю осенний, строгий плен,

И пятна ржавые сбежавшей позолоты,

И небо серое, и веток переплеты —

Чернильно-синие, как нити темных вен.

Поток всё тех же лиц – одних, без перемен,

Дыханье тяжкое прерывистой работы,

И жизни будничной крикливые заботы,

И зелень черную, и дымный камень стен.

Мосты, где рельсами ряды домов разъяты,

И дым от поезда клоками белой ваты,

И из-за крыш и труб – сквозь дождь издалека

Большое Колесо и Башня-великанша,

И ветер рвет огни и гонит облака

С пустынных отмелей дождливого Ла-Манша.

1909

11. «Перепутал карты я пасьянса…»

Адел. Герцык

Перепутал карты я пасьянса,

Ключ иссяк, и русло пусто ныне.

Взор пленен садами Иль-де-Франса,

А душа тоскует по пустыне.

Бродит осень парками Версаля,

Вся закатным заревом объята…

Мне же снятся рыцари Грааля

На скалах суровых Монсальвата.

Мне, Париж, желанна и знакома

Власть забвенья, хмель твоей отравы!

Ах! В душе – пустыня Меганома,

Зной, и камни, и сухие травы…

1909

«Я ждал страданья столько лет…»

Маргарите Васильевне Сабашниковой

Я ждал страданья столько лет

Всей цельностью несознанного счастья.

И боль пришла, как тихий синий свет,

И обвила вкруг сердца, как запястье.

Желанный луч с собой принес

Такие жгучие, мучительные ласки.

Сквозь влажную лучистость слез

По миру разлились невиданные краски.

И сердце стало из стекла,

И в нем так тонко пела рана:

«О, боль, когда бы ни пришла,

Всегда приходит слишком рано».

Декабрь 1903

Москва

«Спустилась ночь. Погасли краски…»

Спустилась ночь. Погасли краски.

Сияет мысль. В душе светло.

С какою силой ожило

Всё обаянье детской ласки,

Поблекший мир далеких дней,

Когда в зеленой мгле аллей

Блуждали сны, толпились сказки,

И время тихо, тихо шло,

Дни развивались и свивались,

И всё, чего мы ни касались,

Благоухало и цвело.

И тусклый мир, где нас держали,

И стены пасмурной тюрьмы

Одною силой жизни мы

Перед собою раздвигали.

<Май 1902>

Портрет

Я вся – тона жемчужной акварели,

Я бледный стебель ландыша лесного,

Я легкость стройная обвисшей мягкой ели,

Я изморозь зари, мерцанье дна морского.

Там, где фиалки и бледное золото

Скованы в зори ударами молота,

В старых церквах, где полет тишины

Полон сухим ароматом сосны, —

Я жидкий блеск икон в дрожащих струйках дыма,

Я шелест старины, скользящей мимо,

Я струйки белые угаснувшей метели,

Я бледные тона жемчужной акварели.

1903

Москва

Письмо

1

Я соблюдаю обещанье

И замыкаю в четкий стих

Мое далекое посланье.

Пусть будет он, как вечер, тих,

Как стих «Онегина», прозрачен,

Порою слаб, порой удачен,

Пусть звук речей журчит ярчей,

Чем быстро шепчущий ручей…

Вот я опять один в Париже

В кругу привычной старины…

Кто видел вместе те же сны,

Становится невольно ближе.

В туманах памяти отсель

Поет знакомый ритурнель.

2

Всю цепь промчавшихся мгновений

Я мог бы снова воссоздать:

И робость медленных движений,

И жест, чтоб ножик иль тетрадь

Сдержать неловкими руками,

И Вашу шляпку с васильками,

Покатость Ваших детских плеч,

И Вашу медленную речь,

И платье цвета эвкалипта,

И ту же линию в губах,

Что у статуи Таиах,

Царицы древнего Египта,

И в глубине печальных глаз —

Осенний цвет листвы – топаз.

3

Рассвет. Я только что вернулся.

На веках – ночь. В ушах – слова.

И сон в душе, как кот, свернулся…

Письмо… От Вас?

               Едва-едва

В неясном свете вижу почерк —

Кривых каракуль смелый очерк.

Зажег огонь. При свете свеч

Глазами слышу Вашу речь.

Вы снова здесь? О, говорите ж.

Мне нужен самый звук речей…

В озерах памяти моей

Опять гудит подводный Китеж,

И легкий шелест дальних слов

Певуч, как гул колоколов.

4

Гляжу в окно сквозь воздух мглистый.

Прозрачна Сена… Тюильри…

Монмартр и синий, и лучистый.

Как желтый жемчуг – фонари.

Хрустальный хаос серых зданий…

И аромат воспоминаний,

Как запах тлеющих цветов,

Меня пьянит. Чу! Шум шагов…

Вот тяжкой грудью парохода

Разбилось тонкое стекло,

Заволновалось, потекло…

Донесся дальний гул народа;

В провалах улиц мгла и тишь.