Из темного проема вышел мужчина, и стальные шипы решетки нависли над ним, подобно клыкам. Желудок Лары скрутило.

Король Итиканы.

Высокий и широкий в плечах, он был одет в простые штаны, тяжелые башмаки и тусклую зеленовато-серую тунику. Благодаря своей подготовке Лара сразу же поняла, что он такой же солдат, как и те, что выстроились вдоль дороги. Но все эти подробности отошли на задний план, стоило взглянуть на шлем, закрывавший его лицо. Ее сердце лихорадочно забилось в груди. У него была львиная морда с открытой пастью, обнажавшей сверкающие клыки, и бычьи рога, вырастающие из висков.

Не человек, а демон.

Головокружение после плавания накатывало волнами, страх овладел ею словно злой дух. Каблук Лары заскользил по камню, и она навалилась на отца. Казалось, земля двигалась под ней, как палуба раскачивающегося корабля.

«Это было ошибкой. Ужасной, катастрофической ошибкой».

Когда между ними и итиканцами осталось всего несколько шагов, отец остановился и повернулся к Ларе. В свободной руке он держал украшенный самоцветами пояс со спрятанными метательными ножами, висящими по бокам. Сайлас обернул им намокшее платье Лары и застегнул пряжку на талии. Затем расцеловал дочь в обе щеки и повернулся к королю Итиканы.

– Как и было условлено, я прибыл, чтобы отдать свою дражайшую дочь Лару в качестве символа намерения Маридрины сохранить союз с Итиканой. Пусть всегда царит мир между нашими королевствами.

Король Итиканы кивнул, и отец мягко подтолкнул Лару в спину. Та неуверенным шагом направилась к будущему мужу. В этот момент небо пронзила молния, и львиная морда зашевелилась в свете вспышки, будто была сделана не из металла, а из плоти.

Барабаны снова забили в резком, неуклонном ритме, воплощая своей игрой всю итиканскую суть. Король протянул руку, и, хоть все инстинкты твердили ей развернуться и бежать, Лара взяла ее.

По какой-то необъяснимой причине она ждала, что его кожа окажется холодной, как металл, и столь же неподатливой… но нет, она была теплой. Ее обхватили длинные пальцы с коротко стриженными ногтями. Мозолистую ладонь короля, как и Лары, покрывали крошечные белые шрамы. Порезов не избежать, когда бой – это твой образ жизни. Она уставилась на его руку. Как ни странно, ее вид обнадеживал – перед ней стоял самый обычный мужчина.

А мужчину можно одолеть.

Слева подошла жрица и связала их руки лазурной лентой, после чего прокричала маридринский брачный обет, чтобы все ее слышали в усиливающейся буре. Невеста обязалась повиноваться. Жених – породить сотню сыновей. Лара могла поклясться, что слышала, как король Арен саркастически фыркнул под шлемом.

Когда женщина подняла их руки, чтобы объявить мужем и женой, он впервые подал голос:

– Еще рано.

Отослав жестом оторопевшую жрицу, король стряхнул с себя ленту, которую Лара должна была вплести в волосы и носить на протяжении всего первого года замужества, и шелк полетел к морю. Один из солдат в шлемах вышел из строя и встал перед ними.

– Клянешься ли ты, Арен Кертелл, король Итиканы, сражаться бок о бок с этой женщиной, защищать ее до последнего вздоха, любить тело ее, и только ее, и быть верным ей до конца ваших дней? – крикнул он.

– Клянусь! – Слово короля сопровождалось ударом сотни мечей и копий по щитам, и Лара вздрогнула.

Но потрясение от громкого шума не шло ни в какое сравнение с чувством, которое ею овладело, когда солдат повернулся к ней:

– Клянешься ли ты, Лара Велиант, принцесса Маридрины, сражаться бок о бок с этим мужчиной, защищать его до последнего вздоха, любить тело его, и только его, и быть верной ему до конца ваших дней?

Она моргнула. А затем, поскольку больше сказать было нечего, прошептала:

– Клянусь.

Солдат кивнул и вынул нож.

– Только не распускайте нюни, ваше величество, – пробурчал он, и, вымученно посмеявшись, король протянул руку.

Итиканец провел по ней лезвием, а затем, прежде чем Лара успела отстраниться, схватил ее за руку и также порезал. Сначала выступила кровь, и только потом возникло легкое жжение. Солдат прижал их ладони, горячая кровь короля Итиканы смешалась с ее собственной и засочилась между переплетенными пальцами.

Итиканец рывком поднял их руки, чуть не оторвав Лару от земли.

– Узрите же короля и королеву Итиканы!

Словно желая подчеркнуть значимость его слов, буря наконец обрушилась с ужасающим раскатом грома, от которого содрогнулась сама земля. Барабаны снова забили в неистовом темпе. Король Итиканы высвободился из хватки своего подданного и опустил руку, чтобы Лара больше не стояла на цыпочках.

– Советую вам поскорее сесть на корабль, ваше величество, – обратился он к королю Маридрины. – Эта буря и так будет преследовать вас до самого дома.

– Вы могли бы оказать нам гостеприимство, – ответил Сайлас, и Лара перевела взгляд с него на Серина, стоявшего поодаль с остальными маридринцами. – В конце концов, мы теперь одна семья.

Король Итиканы рассмеялся.

– Не все сразу, Сайлас. Не все сразу.

Он повернулся, мягко потянув Лару на мост, и решетка с грохотом опустилась за ними. Ей хватило времени лишь на то, чтобы мимолетно оглянуться на отца. Его лицо абсолютно ничего не выражало, но тут Лара наткнулась взглядом на Серина, и он медленно кивнул, прежде чем скрыться из поля зрения.

Внутри было темно и смутно пахло навозом и потом. Ни один из итиканцев не снял шлема, но Лара все равно чувствовала на себе их пристальные взгляды.

– Добро пожаловать в Итикану, – сказал король… ее муж. – Прошу прощения, но это необходимые меры.

Лара увидела в его руке пузырек. Она могла уклониться. Могла сразить его одним ударом и пробиться сквозь солдат. Но он не должен был знать об этом. Посему, когда король поднес пузырек к ее носу, она просто изобразила удивление, глядя на него широко распахнутыми глазами. Мир закружился и почернел по краям. У Лары подогнулись колени, но чьи-то сильные руки поймали ее прежде, чем она приземлилась на землю. Последнее, что она услышала, перед тем как потерять сознание, это смиренный голос короля:

– И во что я с тобой вляпался?

Арен, тридцать седьмой правитель Итиканы, лежал на спине и разглядывал пятна сажи на крыше казармы. У его левой руки покоился шлем, и, повернув голову, он взглянул на эту чудовищную стальную штуку, которую унаследовал вместе с титулом. Кто бы из предков их ни придумал, он точно был гением и садистом. Гением – потому что эта жестянка вселяла страх в сердца врагов Итиканы. А садистом – потому что носить ее было все равно что сунуть голову в котел, пропахший потными носками.

В поле его зрения возникло веселое лицо сестры-близняшки.

– Бабушка осмотрела ее. Говорит, что она в удивительно хорошей форме, определенно здорова и, вероятно, проживет долгую жизнь, если не случится какой-нибудь трагедии.