Разница между первым и вторым сроком президента Путина видна невооруженным глазом. И дело тут не только в президенте. Либерализм раннего Путина, по крайней мере, в сфере экономики, был вынужденным и диктовался теми объективными обстоятельствами, которые сложились на рубеже веков. Стоит напомнить, что еще в 1999 году, когда Владимира Владимировича назначили премьером-преемником, Россия пребывала в состоянии дефолта, золотовалютные резервы были практически на нуле, а цена на нефть опускалась ниже 10 долларов. И пусть к моменту избрания Путина президентом нефть стоила уже дороже 20 долларов за баррель, никакой гарантии, что она не упадет снова до 10-ти, ни у кого не было. Отсюда и сбалансированные бюджеты, и жесткая финансовая политика, и попытки работать над улучшением инвестиционного климата (чего стоит одна кампания с добровольно-принудительным принятием Кодекса корпоративного управления), и налоговая реформа. Не обошлось, кстати, и без «перегибов»: это сегодня нежелание бессменного министра финансов Алексея Кудрина обслуживать долги Парижского клуба на том основании, что выплаты не были заложены в федеральный бюджет (российские власти планировали реструктурировать эти долги), воспринимается как исторический анекдот. А в то время правительство старалось экономить на всем, изобретая и такие, не совсем адекватные отговорки.

Основой экономической политики в то время были поэтапное снижение непроцентных расходов и приватизация всего, что только можно приватизировать, поскольку тезис о том, что государство не может быть ни эффективным собственником, ни эффективным инвестором никем не подвергался сомнению. На этой волне была подготовлена одна из самых прогрессивных пенсионных реформ; министр-идеолог Герман Греф провозгласил курс на дебюрократизацию экономики, что должно было улучшить деловой климат, побороть коррупцию и, опять же, существенно сократить госаппарат и расходы на него. Власти были готовы к любому развитию событий на мировых сырьевых рынках.

Сегодня ситуация почти во всем противоположная. О деловом климате, кроме Евгения Ясина, никто давно не вспоминает. Разговоры о снижении фискальной нагрузки на экономику сменились дискуссией о мере социальной ответственности бизнеса, причем побеждают в этой дискуссии все больше те, кто считает, что любой меры будет мало. Реформы в социальной сфере вылились в многомиллиардные нацпроекты и год от года все более щедрые индексации пенсий и зарплат бюджетников. Административная реформа привела к росту числа чиновников и еще большему росту расходов на содержание госаппарата. О сокращении непроцентных расходов помнит разве что Андрей Илларионов, но он давно уже не работает в Администрации президента, а теперь и вообще уезжает работать за границу. Модернизацию и диверсификацию экономики государство решило взять в свои руки, что вылилось в ренационализацию целого ряда предприятий в разных отраслях.

Никем, еще совсем недавно, не подвергавшийся сомнению тезис о том, как плохо быть сырьевым придатком, плавно трансформировался в концепцию энергетической сверхдержавы. Ставка на частных, в том числе и иностранных, инвесторов сменилась на выдавливание их из существующих или планирующихся проектов: в разгаре кампания против соглашений о разделе продукции на сахалинских месторождениях, недавно последовало заявление, что «Газпром» будет самостоятельно разрабатывать Штокмановское месторождение – все это события последнего месяца-двух.

Дискутировать о том, насколько эта политика способна или не способна вернуть России статус «великой державы», не имеет смысла. Поскольку вся внешняя, экономическая, социальная, промышленная (лет пять назад и слова-то этого в обиходе еще – или уже, как больше нравится – не было), энергетическая политика государства строится сегодня не просто на высоких, а на постоянно растущих ценах на нефть. После длительного воздержания государство набрало сразу столько долгосрочных обязательств, ввязалось сразу в такое количество «стратегических» и «приоритетных» проектов, ежегодно требующих многомиллиардных вложений, что денег на реализацию всего задуманного может не хватить, даже если нефть подорожает до 100 долларов за баррель. Помимо социальных обязательств и странным образом попавшего в список приоритетов сельского хозяйства есть еще «оборонка», авиастроение, традиционная и ядерная энергетика, освоение космоса, электроника, био– и нанотехнологии, строительство грандиозного восточносибирского нефтепровода, для заполнения которого требуется разведка и освоение восточносибирских месторождений.

Конечно, финансироваться все это (за исключением социальных программ) будет не только из бюджета. Большие надежды возлагаются на так называемое частно-государственное партнерство и еще большие – на двух как бы частных монстров, «Газпром» и «Роснефть». Ведь, как показал опыт текущего года, для этих компаний собрать десяток-другой миллиардов долларов, размещая на бирже дополнительную эмиссию акций или облигации, – не проблема. Точнее, не было проблемой, пока цена на энергоносители росла, устанавливая каждую неделю новый исторический максимум.

Или взять нынешнюю внешнюю политику России, где огромную роль, едва ли не большую, чем МИД, играет «Газпром». Принимал ли в расчет кто-то в Кремле или самом «Газпроме», привязывая цену на газ к мировым ценам на нефть, что палка эта о двух концах и цены умеют не только расти? Отказаться от своих обязательств, равно как и снизить имперский пафос, нынешние власти уже не могут – впереди два предвыборных года. Причем дело осложняется необходимостью пропихнуть в президентское кресло преемника, что требует дополнительной обильной финансовой «смазки».

Ну да это дела власти. В конце концов, ничего страшного не произойдет, если пара «проектов века» в «прорывных» отраслях превратятся в затянувшийся долгострой, а министру финансов, который выбил для себя право инвестировать средства Стабилизационного фонда, не с чем будет поиграться на мировых финансовых рынках. Гораздо интереснее попытаться спрогнозировать, чем грозит продолжение падения цен на нефть – если оно действительно случится – всем остальным.

Первым, естественно, пострадает российский фондовый рынок, поскольку большинство «голубых фишек» – компании, работающие с энергоносителями. Падение, если оно случится, произойдет как раз в тот момент, когда население преисполнилось наконец верой в акции вообще – и в акции «Газпрома» и «народной» «Роснефти» в частности. Приток средств только в открытые паевые фонды с начала этого года превысил 15 млрд рублей. Падение может спровоцировать не менее активный отток средств, что в свою очередь вызовет новый виток снижения.

«Спасенные» деньги могут спровоцировать непродолжительный всплеск потребительского спроса на товары длительного пользования, автомобили и недвижимость, что позволит продать квартиры, приобретенные в качестве инвестиций. Однако рост цен в этих сегментах если и случится, то продлится недолго, а закончится дело очередным «лопнувшим пузырем». Зато в чести опять будет доллар. Американская валюта, уже начавшая отыгрывать у мировых конкурентов пункт за пунктом, в России также растет в цене, хотя об ажиотажном спросе говорить пока не приходится: граждане по инерции продолжают продавать долларов больше, чем покупают.

Падение на фондовом рынке чревато еще одной неприятностью. Если оно случится до конца этого года, велика вероятность того, что управляющие компании, получившие доступ к пенсионным накоплениям граждан, сыграют в минус, тем более что нынешняя генерация трейдеров в основной своей массе на падающем рынке работать не привыкла. Это даст лишний козырь (что в предвыборный год немаловажно) противникам пенсионной реформы, и власть может «похоронить» даже те чахлые ростки негосударственного пенсионного обеспечения, которые успели проклюнуться на суровой российской почве.