фалерные ремни, которые висели на его полированном нагруднике. Он вышел в своем лучшем облачении, чтобы явиться в штаб, и теперь аккуратно уложил свой винно-красный плащ так, чтобы он спускался с его плеч аккуратными складками. Писарь, сидевший за столом сбоку от двери, ведущей в таблиний Бурра, поднял глаза, и они обменялись взглядами, прежде чем служащий откашлялся.

— Вы хотите, чтобы я принес вам что-нибудь немного перекусить и выпить, господин? Теплый денек снаружи.

В самом деле, это было так. Не по сезону жарко даже для июля. Пот уже выступал из-под челки у Катона и по его спине. Он покачал головой. — Я в порядке, благодарю.

Писарь опустил голову и продолжил работать с цифрами на своих вощеных табличках, в то время как Катон подошел к окну и посмотрел во двор здания штаба командира преторианской гвардии. Из окна открывался четкий вид на черепичную крышу помещений с колоннами, окружавшими открытое пространство, достаточно большое, чтобы вместить утреннее построение тысячи человек. За ними лежали бараки, стена лагеря, а затем ряды храмов, дворцов, форумов, инсул, заполненных беднейшими жителями города и большими домами богатых. Огромная часть императорского дворцового комплекса, покрывавшего Палатинский холм, возвышалась над горизонтом. Звуки города были приглушены до слабого гула, разносившегося по стенам лагеря, ближайшие из них, которые он мог слышать, были выкрики центуриона, сыпящего оскорбления своим людям во время осмотра. Во дворе писцы и офицеры ходили от помещения к помещению вдоль перистиля; только дежурные часовые стояли в лучах солнца, их тени в ракурсе четко очерчивались на тротуарной плитке. Каждый из них был безукоризненно одет и экипирован, и Катон был поражен спокойным чувством порядка и приличия, миром, далеким от его недавних переживаний, кровопролития, голода, грязи и вони, пронизывающего холода и постоянной опасности на границе и за ее пределами, где простирались земли Парфии, самого грозного врага Рима.

Его мысли вернулись к человеку, читающему его отчет в соседней комнате. Как Бурр отреагирует на слова, которые Катон тщательно выбрал для описания условий на восточной границе? Примет ли он тот факт, что Корбулон как мог справлялся со стоящими перед ним вызовами, и что роль Катона в событиях была безупречной? Или он попытается осудить командира когорты, вернувшегося в Рим с менее чем одной третью людей подразделения, пригодных для выполнения служебных обязанностей? То, что произойдет потом, будет иметь решающее значение для будущего карьеры Катона. Будет шанс защитить свой доклад, как только Бурр вызовет его; было жизненно важно, чтобы префект был убежден поддержать его версию событий, когда отчет будет передан императору и его советникам во дворце. Он знал, что Бурр относился к нему с большим уважением после той роли, которую он сыграл в подавлении заговора с целью свергнуть Нерона в первые дни своего правления и вместо него посадить на трон кровного сына предыдущего императора. Заговор провалился; узурпатор Британник и остальные его лидеры погибли. Но Катон знал, что благодарность — весьма мимолетное качество в бурлящем мире римской политики. У Бурра могли быть свои протеже, которых он хотел бы продвигать вместо Катона.

Дверь щелкнула, ручка повернулась и открылась, обнаружив Бурра. Это был коренастый мужчина с умасленными темными волосами, тщательно уложенными, чтобы скрыть как можно больше преждевременного облысения. На нем была шелковая туника, вышитая серебряными нитками, которые составляли узор из дубовых листьев, поднимающихся вверх по рукавам и вокруг воротника. Его ступни украшали калиги с закрытым мыском до колен из красной кожи. Поскольку они уже обменялись краткими приветствиями, он ничего не сказал, а жестом показал Катону присоединиться к нему в своем таблинии, прежде чем повернуться и исчезнуть из поля зрения.

Катон поспешил к двери и закрыл ее за собой. Комната занимала всю ширину административного блока и была заставлена ​​скамьями и табуретами на тот случай, когда префекту нужно было проинструктировать своих офицеров. Перед столом из орехового дерева было открытое пространство, за которым Бурр устроился на мягком сиденье, спиной к двум открытым окнам на дальней стене. Перед ним лежал отчет, изложенный на свитке и придавленный стеклянным горшочком с чернилами и кинжалом. Он не пригласил Катона сесть, а сложил руки вместе, пристально глядя на своего подчиненного. Наступила напряженная тишина, прежде чем он откашлялся.

— Должен сказать, мне трудно сопоставить то, что здесь написано, с гораздо более оптимистичными сообщениями, которые Корбулон присылал из Тарса. Тем не менее, он по духу ближе к докладам, полученным от имперских шпионов, приставленных к полководцу. Они подтверждают то, что ты говоришь о нашем потенциальном царе Армении. Кажется, что Радамист был… был… опасной горячей головой. Возможно, он доставил бы нам больше проблем, если бы ему удалось вернуть трон, поэтому его потеря могла быть меньшей неудачей. Но мы никогда не узнаем.

— Нет, господин.

— Что подводит нас к тому, как ты выполнил миссию. Похоже, ты не хочешь привлекать Корбулона к ответственности за то, что он снабдил тебя недостаточным количеством людей для выполнения этой работы.

Бурр молчал достаточно долго, чтобы показать, что ему нужен ответ. Было заманчиво согласиться с ним в том, что несколько тысяч человек было гораздо меньше, чем Катон считал необходимым для обеспечения успеха, но он не был готов выставить Корбулона в плохом свете. Командующий был хорошим солдатом, и вряд ли он был виноват в том, что силы, предоставленные в его распоряжение, были недостаточны для защиты восточной границы, не говоря уже о вторжении и завоевании Парфии. Он заслужил верность Катона.

— Полководец назначил под мое командование столько людей, сколько посчитал благоразумным, господин.

— Благоразумным? — холодно улыбнулся Бурр. — Но какова твоя оценка… этого… благоразумия?»

— Господин?

— Как ты думаешь, сколько людей нужно было, чтобы поставить на трон Радамиста?

Катон кивнул в сторону своего отчета. — Как вы уже читали, у нас было достаточно людей, чтобы взять его столицу и сделать его царем.

— Только для того, чтобы ваши объединенные силы были разбиты повстанцами в бою всего через месяц. Хорошо, что враг пощадил то, что осталось от вашей колонны, в качестве мирного предложения Риму, чтобы мы могли принять их нейтралитет. — Бурр вздохнул. — Поверь мне, трибун, я понимаю, насколько были ограничены ресурсы Корбулона. Но ситуация была не настолько ужасной, что ему пришлось послать тебя и твоих преторианцев на миссию по принципу «сделай или умри». Ты потерял более трехсот лучших солдат императора. Уверяю тебя, это не обрадует Нерона. Тем более, что ты должен был действовать только как личная стража для придания Корбулону и его авторитету некоторого веса. Не предполагалось, что всех