Батарея была уничтожена сразу. Орудия, может, какие и уцелели, но осколочные снаряды изрядно проредили расчёты. Так что можно сказать, что она стала недееспособной. А четыре выпущенные болванки по казённикам окончательно привели её в негодность. Пока я стрелял, скорость снизил, химические танки нас нагнали, и мы въехали на улицы Бухареста. У меня не было его карты, я заранее не планировал, куда двигаться, поэтому покачу туда, где увижу что-то важное на показаниях сканера. Моя задача – внести как можно больше паники и нанести максимум материальных потерь, но паника – самое главное, её мне и нужно вызвать. И серьёзную. По улицам погонять танки, стреляя по магазинам, уничтожая всё так, чтобы не пострадали жители. О военных, тех, кто носит форму, я не говорю.

На ближайшем перекрёстке я разделил колонну – по пять пушечных танков и одному огнемётному в центре построения в каждой половине, и, ощетинившись стволами, они двумя маршрутами направились в центр города. Встречая то или иное государственное здание с какими-нибудь службами, стреляли в дверь или в окно и давали короткую струю из огнемёта. Пожар сам разовьётся. О частниках я тоже не забывал: лавки, магазины и небольшие фабрики – всё уничтожалось, чтобы у местных предпринимателей были претензии к правительству.

И вот главная площадь. Тут мы вволю порезвились. Хотя Бухарест мне понравился, архитектура очень даже ничего, но все здания на площади мы сожгли и направились к противоположному концу города, продолжая наносить удары по разной частной и государственной собственности. А уж сколько разной авто- и мототехники на улицах Бухареста превратились в железные блины – не передать! Мы даже велосипеды давили.

Тут я заметил, что один из жителей готовит массивный фотоаппарат, ставя треногу в двери подъезда многоквартирного дома, и собирается сделать снимок моих танков. Может, ему помочь? Пара танков уже проехали мимо него, рыча движками и звеня гусеницами, хлопая выстрелами по важным целям. Химический, подминая припаркованные машины, двигался за ними, а мой, шедший четвёртым, остановился, урча двигателем, около любопытного фотографа. Могу предположить, что это фотокорреспондент, но точно не знаю. Ещё подъезжая, я быстро скинул верх комбинезона танкиста, который был натянут на нательное бельё, и накинул мою гимнастёрку майора ВВС с наградами. Снова комбез поверх и шлемофон. И когда притормозил, открыл люк, ловко скользнул наружу и встал у танка, широко улыбаясь и распахнув комбез так, чтобы были видны награды. Потом я принимал разные позы, даже козырял и сменил шлемофон на фуражку. Фотограф сделал шесть снимков с разных ракурсов, причём три – с другими танками на заднем плане. Всё же он оказался фотокорреспондентом и, достав блокнот, стал брать у меня интервью. Я не знал румынского, а он русского, но мы оба знали немецкий, на нём и общались. Я описал, кто я, мол, случайно здесь оказался, мне предложили, и я согласился и теперь участвую в этом рейде. Наша задача – вызвать панику, нанести как можно больше разрушений, но с минимумом жертв мирных граждан, мол, мы солдаты, а не каратели. Как немцы и румыны себя не ведём, но руки у нас длинные. Хорошее интервью, но пора и честь знать.

Я вернулся в танк, и мы погнали дальше. На небольшой площади, куда выходило несколько улиц, обе мои колонны соединились, и только здесь, через двадцать семь минут после того, как мы въехали в столицу Румынии, встретились с регулярными войсками, которые на грузовиках, с броневиками и танками двигались нам навстречу. Я их давно засёк, спасибо сканеру, и работал, жульничая. Наводчиков нескольких танков я дистанционно вырубил, так что по мне практически не стреляли, я же бил метко. Мои танки, шедшие впереди, подмяли грузовики, сбрасывая их с дороги, и многие солдаты погибли, не успев покинуть машины. Да и из тех, кто покинул, мало кто выжил, пулемёты у танков работали не переставая, и потери у румын были просто чудовищные. Причём я видел, сколько войск стягивают, и понял, что с тем боезапасом, который у меня остался, прорваться можно только на скорости. Вот я и решил загнать машины на какой-нибудь пустой двор, где нет свидетелей, и пополнить боеприпас.

Сказано – сделано. Правда, сначала мой передовой танк, свалив ворота, вкатил во двор армейского госпиталя. Но тут медсестра, махая руками и крича, буквально прогнала танк, наступая на него. Я ухохатывался, видя, какие рожи она строит, хотя заметил, как она испугана. Но молодец, выгнала. Найдя другой двор, какого-то промышленного здания, я достал снаряды и начал пополнять боекомплекты, ну и сменил баллоны у огнемётных танков.

Всё было готово за три минуты, и я, вернувшись в свой танк, стал выводить колонну. Снова разделив её, погнал по параллельным улицам, кошмаря румынских солдат. И огнемётные танки подчищали то, что осталось от пушечных. Крики заживо сгораемых людей так и стояли в ушах. Их хорошо было слышно, несмотря на постоянный грохот стрельбы пулемётов, хлопки пушек, шлемофон на голове и рёв двигателей. До корочки прожаривались. А может, мне и казались эти крики, воображение у меня отличное.

Пока мы добирались до окраин, боекомплекты снова опустели, а позади нас остались уничтоженные больше ста грузовиков, три тысячи солдат противника, двенадцать танков, в основном лёгких польских, три десятка броневиков и три десятка разных артсистем, коими нас пытались остановить. Я же потерял всего два танка, да и то из-за поломок ходовой, всё же масса у них маловата, чтобы скидывать с дороги грузовики, уж не говоря, чтобы подминать их. Легковушки сминать на улицах – одно дело, но не грузовики. Оба танка можно было отремонтировать, но я решил оставить их как напоминание о нас. Всё же все машины имели маркировку и красные звёзды. Так что мои пушечные танки, проезжая мимо повреждённых, послали по снаряду в моторное отделение, это чтобы их не восстановили и в строй не поставили. У остальных ходовые тоже на честном слове держались, и их приходилось ремонтировать на ходу.

Мне удалось уйти и скрыться в лесу, который вскоре оцепили. Даже бомбардировщики прилетали и бомбили его. Я за этим со стороны наблюдал, проводя полное восстановление сразу у шести машин, занимаясь чисткой пулемётов и пушек, пополнением боекомплектов и запасов топлива. Потом провёл ту же работу со следующей шестёркой, так славно сегодня потрудившейся. Убрав всё, я просто уснул под кустом, накрывшись плащ-палаткой. Я веду в последнее время преимущественно ночной образ жизни, то есть к часовому поясу Аргентины уже привык.

Проснулся я, когда уже стемнело, проверил, который час, оказалось полночь. Оп-па, а в лесу народу шастает… солдаты, прочёсывают его. Горят факелы, мелькают фонарики. Сканер всё отлично показывает. Ишь как я их разозлил. Искупавшись в лесном озере, освежившись, я приступил к завтраку, поглядывая, как меня ищут, и лишь довольно ухмылялся. Зацепил я мамалыжников. И решил сразу не отправляться в Аргентину, а ещё здесь подарки раздать. Убивать на этот раз никого не планирую, ну если только кто из румынских военнослужащих попадётся. Да и города штурмовать не буду. Помнится, в корейской войне – не знаю, будет она в этом времени или нет, – когда из Кореи вышибли американцев, то они, уходя, уничтожали за собой всё – поля, плотины, мосты, дороги, заводы и просто здания, всю инфраструктуру, и пришлось северянам восстанавливать всё с нуля. Это же какие траты! Да, Союз там помог нашими народными деньгами, но кто румынам помогать будет? Вот я и вознамерился повторить действия пиндосов. Пусть румыны своими внутренними проблемами занимаются, а не воевать лезут в чужую страну. Покажу я им, почём фунт лиха. Обстреляю порты, склады, мосты, плотины… Блин, я их точно завыть заставлю. А ведь ещё нефтяные промыслы навестить нужно, Румыния Третьему рейху для того и нужна, что фактически она единственный поставщик нефти. Сожгу их все к чёрту, пусть тушат. Я, конечно, по портам уже поработал, с огоньком, да и запасы нефти сжёг, когда румынский флот искал, но это всё на побережье было, теперь в глубине страны поработаю.