— Вы консерватор, — сказал Хамлис. — Самое главное игра. Такова традиционная мудрость, разве нет? Важен процесс, а не победа. Радоваться поражению соперника, тешить собственную гордыню — значит прежде всего демонстрировать, что вы далеки от совершенства и не соответствуете своему имени.

— Да, так говорят, — кивнул Гурдже. — Так считают все остальные.

— Но не вы?

— Я… — Казалось, что человеку никак не найти нужного слова. — Я… ликую, одержав победу. Это лучше любви, лучше секса, лучше любого секретирования. Только в это мгновение я чувствую себя живым. — Он покачал головой, губы его сжались. — Все остальное время я чувствую себя кем-то вроде Маврин-Скела, этого маленького автономника, изгнанного из Особых Обстоятельств. Словно у меня отняли что-то такое, раньше принадлежавшее мне по праву рождения.

— А, так вот какое родство с ним вы чувствуете, — холодно сказал Хамлис, цвет его ауры изменился в соответствии с настроением. — А я все спрашивал себя, что вы находите в этой отвратительной машине.

— Горечь. — Гурдже снова откинулся к спинке. — Вот что я в нем нахожу. Но по крайней мере, в нем есть новизна.

Он встал и подошел к камину, потыкал в поленья чугунной кочергой, сунул еще одно, неловко ухватив его тяжелыми щипцами.

— Мы живем не в героическую эпоху, — сказал он автономнику, глядя в огонь. — Индивидуальность устарела. Вот почему нам всем так удобно жить. Мы ничего не значим, а потому в безопасности. Ни одна личность больше не оказывает ни на что сколь-нибудь заметного влияния.

— Контакт использует личностей, — возразил Хамлис. — Он помещает людей в более молодые общества, которые оказывают решающее воздействие на судьбы всей метацивилизации. Обычно они «наемники» и не уроженцы Культуры, но они люди, гуманоиды.

— Их выбирают и используют. Как фигуры в игре. Они не в счет. — В голосе Гурдже слышалось раздражение. Он отошел от камина, вернулся к дивану. — И потом, я не из их числа.

— Ну, тогда сохраните себя до наступления более героической эпохи.

— Ха, — сказал Гурдже, снова усаживаясь. — Вы думаете, она когда-нибудь наступит? А если и наступит, все равно это будет больше похоже на жульничество.

Хамлис Амалк-ней прислушался к шуму дождя и огня.

— Ну что ж, — медленно произнес он, — если вы ищете новизны, то Контакт — забудем об ОО — именно то, что вам нужно.

— У меня нет намерений поступать в Контакт, — сказал Гурдже. — Торчать годами в их экспедиционных кораблях вместе с исполненными дурацкого энтузиазма благодетелями Вселенной, искать варваров, которых нужно цивилизовать, — спасибо, я не так представляю себе удовольствие или достижение.

— Я не это имел в виду. Я хотел сказать, что в Контакте наилучшие Разумы, наибольший объем информации. Они могут породить неплохие идеи. Каждый раз, когда я был с ними связан, они добивались успехов. Не забывайте, это последний шанс.

— Почему?

— Да потому что они хитрецы. Кого хочешь обведут вокруг пальца. И тоже азартные. И выигрывать привыкли.

— Так-так. — Гурдже погладил свою темную бороду. — Не знаю даже, как к ним подступиться, — сказал он.

— Ерунда, — ответил Хамлис. — В любом случае у меня там есть кой-какие связи. Я бы…

Хлопнула дверь.

— Мать моя, ну и холодища там!

В комнату, отряхиваясь, влетела Йей. Руками она обхватила себя за грудь, тоненькие шорты прилипли к бедрам. Все ее тело сотрясалось от холода. Гурдже поднялся с дивана.

— Идите сюда — поближе к огню, — сказал Хамлис девушке.

Йей стояла, дрожа, у окна, вода стекала с нее.

— Ну что вы там застыли столбом, — повернулся Хамлис к Гурдже. — Принесите полотенце.

Гурдже критическим взглядом смерил машину и вышел из комнаты.

К тому времени, когда он вернулся, Хамлис уговорил Йей сесть перед огнем. Изогнутое поле под ее затылком удерживало голову девушки в потоке каминного тепла, другое поле расчесывало волосы. С промокших локонов Йей на раскаленные плитки падали и с шипением испарялись капельки воды.

Хамлис взял из рук Гурдже полотенце; тот смотрел, как машина вытирает тело Йей. Наконец он отвернулся, тряхнул головой и, вздохнув, снова сел на диван.

— У тебя ноги грязные, — сказал он.

— Ну, зато здорово пробежалась. — Йей рассмеялась из-под полотенца.

Йей немало нафыркалась, пока не была вытерта насухо, потом завернулась в полотенце и села на диван, вытянув ноги.

— Ужасно проголодалась, — объявила она вдруг. — Ничего, если я приготовлю что-нибудь?..

— Давай-ка я, — сказал Гурдже и вышел.

Он вернулся на мгновение с брюками Йей, чтобы набросить их на спинку стула, где уже висела ее жилетка.

— О чем вы тут говорили? — спросила Йей у Хамлиса.

— О том, что Гурдже разочарован.

— Ну и с каким результатом?

— Не знаю, — признался автономник.

Йей взяла свои вещи и быстро оделась. Она немного посидела против огня, глядя на языки пламени. Дневной свет тем временем совсем погас, а лампы в комнате разгорелись ярче.

Гурдже принес поднос со сластями и выпивкой.

Перекусив, Гурдже и Йей вместе с автономником сели за сложную карточную игру того типа, который нравился Гурдже больше всего, — где требовалось умение блефовать и немного удачи. Они дошли до середины игры, когда появились друзья Йей и Гурдже. Их самолет приземлился на лужайке перед домом — Гурдже подумал, что лучше бы они выбрали другое место для посадки. Гости вошли в комнату, веселые и шумные, и Хамлис сразу же забился в угол у окна.

Гурдже, как радушный хозяин, принес гостям закуски. Он подал новый бокал Йей, которая вместе с группкой прибывших слушала, как двое спорят об образовании.

— Ты поедешь с ними, Йей?

Гурдже прислонился спиной к стене, на которой висел гобелен, и чуть понизил голос, отчего девушке пришлось отвернуться от спорщиков и посмотреть на него.

— Может быть, — медленно произнесла она. Блики пламени высвечивали ее лицо. — А ты опять хочешь попросить меня остаться? — Она с интересом разглядывала свое вино, раскручивая его в бокале.

— Так вот ты о чем, — сказал Гурдже, вскинув голову и уставившись в потолок. — Нет, вряд ли. Одни и те же старые фильмы, одни и те же реакции, — все это нагоняет тоску.

Йей улыбнулась:

— Никогда ничего не знаешь заранее. В один прекрасный день я могу передумать. Пусть это тебя не беспокоит, Гурдже. Это почти что честь.

— Ты хочешь сказать — это честь быть таким исключением?

— Ммм. — Йей приложилась к бокалу.

— Я тебя не понимаю.

— Потому что я даю тебе от ворот поворот?