Департамент физиологии и сигнальных систем был последнее время одержим легочными щелями Субъекта. Подзаголовок отчета гласил: «Возможность жестикуляции посредством щелей при социальном взаимодействии». К нему был прикреплен видеоклип Субъекта на конклаве в обеденном колодце. Стоя в тусклом зеленом свете колодца, Субъект явно общался с другим индивидом. Фронтальные легочные щели – бледные прорези по обе стороны торса – трепетали в такт дыханию. Это было совершенно нормально, и Маргерит не особенно понимала, что именно хотят показать ей сотрудники «Физиологии», пока не перешла к следующей странице отчета. Пульсация ресничек во время социального взаимодействия отчетливо демонстрирует вертикальный ритм определенной степени сложности. Да, вот и увеличенные кадры. Легочные реснички представляли собой крошечные, едва заметные розовые волоски, однако они действительно двигались волнами, словно пшеничное поле на ветру. Для сравнения приводилась еще одна видеовставка, на которой Субъект просто дышал в одиночестве. Реснички загибались внутрь при каждом вдохе, однако вертикальное движение отсутствовало.

Потенциально может оказаться очень важным, подумала Маргерит. Она присвоила отчету метку повышенного приоритета – это означало, что «Физиология и сигнальные системы» могут отправить его интеграторам для дальнейшего анализа. Добавив кое-какие соображения и запросы от себя лично («Повторяемость? Другие обстоятельства?»), она отправила отчет обратно в «Хаббл-Плазу».

Департамент культуры и технологии прислал снимки последних изображений, которые Субъект нанес на стену своего бункера. На снимках был сам Субъект, вытянувшийся в полный рост – опорные ноги выпрямлены. Используя хватательную конечность, в которой было зажато что-то вроде мелка, он украшал стену бункера очередным символом, добавляя его к длинной цепочке. Этот был частью строки из шестнадцати постепенно увеличивающихся завитков, напоминающих раковину улитки, однако, в отличие от остальных, заканчивался эффектным росчерком. Маргерит невольно вспомнила каракули, которые непоседливый ребенок оставляет на полях тетрадки. Естественным было предположить, что Субъект что-то пишет; впрочем, давно уже установили, что комбинации черточек, кружочков, крестиков, точек и т. д. никогда не повторяются. Если это иероглифы, Субъект ни разу ни повторил ни единого слова, если буквы, его алфавит должен быть поистине безграничен. Означает ли это, что перед ними искусство? Не исключено. Декорирование жилища? Возможно. Однако «Культура и технология» склонялись к мнению, что как минимум последняя строка несет в себе некий лингвистический смысл. Маргерит в этом усомнилась и присвоила отчету не столь высокий приоритет – теперь он отправился в очередь из примерно десятка документов, по которым требовалось мнение кого-нибудь из коллег.

Кроме этого, в почтовом ящике обнаружились копии рабочих докладов нескольких других комитетов и парочка коротких клипов, которые, по мнению картографов, могли бы ее заинтересовать: вид с балкона, внизу перед Субъектом в пастельном вечереющем свете разворачивается панорама города. Один ярус красного гранита за другим, словно целая империя ржавых свадебных тортов. Она сохранила изображения, чтобы изучить их попозже.

К полуночи Маргерит как раз управилась.

Погасила стену и вышла из кабинета, выключая лампочку за лампочкой по пути к спальне, пока весь дом не погрузился в мягкую тьму. Завтра суббота. В школу Тесс не нужно. Маргерит надеялась, что к утру спутниковую связь починят. Не хотелось бы, чтобы Тесс в первый же день дома стала умирать от скуки.

Ночь была безоблачной. Осень в этом году пролетела почти незаметно. Маргерит легла в кровать, не задернув шторы. Въехав сюда прошлым летом, она первым делом передвинула огромную и совершенно в этом отношении бесполезную двуспальную кровать под самое окно. Ей нравилось засыпать, глядя на звезды, однако Рэй всегда требовал, чтобы жалюзи были опущены. Теперь же ей никто не мешал наслаждаться зрелищем. Она закрыла глаза и почувствовала, что плывет в невесомости. Глубоко вздохнула – и уснула.

Четыре

В руках у Ари Вейнгарта, главного пиарщика Слепого Озера, был большой канцелярский планшет, и Крис Кармоди нахмурился. С носителями канцелярских планшетов, пусть даже и цифровых, ему редко удавалось найти общий язык.

Очевидно, дела у Вейнгарта шли не лучшим образом. Встретив Фогеля, Элейн и Криса у входа в «Хаббл-Плазу», он провел их в небольшой кабинет окнами на центральную лужайку. Примерно посередине расписания на первую неделю, которое Вейнгарт для них составил, у него зазвонил телефон. Криса и остальных попросили перейти в пустой конференц-зал, где они и просидели до самого заката.

Когда Вейнгарт наконец вернулся, чертов планшет все еще был у него в руках.

– Возникли осложнения, – сообщил он.

Элейн Костер, которая все это время медленно закипала, укрывшись за печатной копией «Хроники событий» месячной давности, отложила журнал и смерила его тяжелым взглядом.

– Если с расписанием что-то не так, это можно будет обсудить завтра. А сейчас нам нужно место, где можно поставить чемоданы и прилечь. И еще надежный сервер. Я весь вечер не могу связаться с Нью-Йорком.

– В этом и заключаются осложнения. Мы в карантине. У нас девятьсот человек сменных работников, которые живут за пределами Слепого Озера, но выехать они не могут. Боюсь, что гостиница перегружена. Есть, впрочем, и хорошие новости…

– Погодите-ка, – перебила его Элейн. – В каком еще карантине? О чем вообще речь?

– В Кроссбэнке вы с таким не сталкивались, но вообще-то это наша стандартная процедура безопасности. Если комплекс под угрозой, до самого отбоя тревоги нельзя ни въехать, ни выехать наружу.

– А комплекс под угрозой?

– По-видимому, да. Подробностей мне не докладывают. Уверен, что ничего серьезного не случилось.

Скорее всего, он прав, подумал Крис. Кроссбэнк и Слепое Озеро – национальные лаборатории, протоколы безопасности для подобных комплексов установлены еще во времена Террористических Войн. Даже совершенно пустые угрозы здесь воспринимали очень серьезно. А одним из недостатков медийной популярности Слепого Озера было то, что оно привлекало внимание широкого спектра различных психов и радикалов.

– Хотя бы природу угрозы вы нам можете описать?

– Честное слово, я сам ничего не знаю. Такое случалось и раньше. Если полагаться на прошлый опыт, к утру все должно закончиться.

Себастьян Фогель пошевелился в кресле – весь последний час он неподвижно просидел в нем, подобно сфинксу.

– И где же мы будем спать, пока не наступит утро?

– Ну, мы уже готовим для вас, э-э… раскладушки…

– Раскладушки?

– В спортзале у нас в клубе. Да-да, понимаю и заранее прошу прощения. Все произошло так внезапно, что больше ничего уже не сделать.

Вейнгарт хмуро уставился в планшет, словно ожидая, что оттуда вот-вот придет неожиданное спасение. Было ясно, что Элейн сейчас взорвется, но Крис ее опередил: