— Возможно, из-за денег?

Доминик нахмурился:

— Если уж вам непременно надо работать, почему не поискать более благопристойное занятие? У вас достаточно хорошие манеры, чтобы стать горничной благородной дамы или продавщицей в магазине готового платья…

— Какой вы добрый! — сладко пропела Каро. — И все же позвольте вам напомнить: чтобы получить такое место, требуется рекомендация от прежней хозяйки… Рекомендаций у меня нет, — многозначительно добавила она.

— Может быть, потому, что вы никогда не служили ни горничной, ни продавщицей в магазине готового платья? — с нажимом спросил он.

— А может, я оказалась настолько несведущей в обоих занятиях, что мне было отказано в рекомендациях? — язвительно ответила Каро.

Услышав ее ответ, Доминик одобрительно улыбнулся:

— Значит, вот почему вы не нашли для себя иного выхода, кроме как выйти на сцену в игорном клубе, где вас каждую ночь пожирают глазами десятки повес и распутников?

Каро резко остановилась, потрясенная неожиданным оскорблением. Он задел ее не только словами, но и презрительной интонацией… Доминик остановился рядом, в мерцающем свете уличного фонаря. Светло-серые глаза не спеша оглядывали ее с головы до ног.

— Как выяснилось, для такого занятия мне рекомендаций не потребовалось, — с ледяным высокомерием ответила она.

Доминик понимал: ему нет никакого дела до нее. Если она хочет каждый вечер выставлять себя на всеобщее обозрение и терпеть непристойные замечания — пусть! Во время ее второго выступления он наслушался их в избытке. Завсегдатаи заключали пари на то, кто в конце концов станет ее любовником и покровителем. Ставки постоянно росли, отчего Доминику стало неприятно. И все же…

— Неужели вас так мало заботит собственная репутация?

Щеки у нее запылали.

— Благодарю вас! Маска, которую я ношу, позволяет моей репутации оставаться невредимой!

— Возможно. — Доминик стиснул зубы. — И все же странно, что вам в голову не пришли менее… двусмысленные способы заработка.

— Менее двусмысленные? — Она смерила его озадаченным взглядом.

Он пожал плечами:

— Вы молоды. Судя по замечаниям, которые сегодня вечером отпускали ваши многочисленные поклонники, всем им не терпится познакомиться с вами поближе… Вы не думали о том, чтобы обзавестись одним покровителем? Ведь один покровитель гораздо лучше, чем разнузданная толпа!

Каро вспыхнула от смущения:

— Покровитель, милорд?

— Мужчина, который обеспечит вас жильем и подходящими нарядами в обмен на удовольствие от… вашего общества, — пояснил Доминик после паузы.

Каро ахнула от возмущения. Щеки у нее запылали. Значит, граф серьезно предлагает ей завести в Лондоне любовника, а не выступать практически за еду в игорном клубе…

Любовника!

А ведь отец Каро так не хотел, чтобы его дочери появлялись в столичном обществе, что даже не позволял им приезжать на лондонские сезоны, но держал их в уединении в их гэмпширском поместье! Он так опекал трех дочерей, что до сегодняшнего дня Каро ни разу не бывала наедине с молодым человеком.

Впрочем, надменного Доминика Вона едва ли можно было назвать «молодым человеком», несмотря на возраст; молодости противоречил большой шрам на лице, во всех прочих отношениях очень красивом, и язвительная насмешка, которая мерцала в прищуренных светло-серых глазах. Все указывало на то, что ее собеседник не по возрасту циничен и опытен…

— Полагаю, милорд, в подобном случае упомянутого вами джентльмена интересовало бы не только мое общество. — Она подняла светлые брови.

Доминик пожалел, что затронул щекотливую тему. В самом деле, он понятия не имел, почему его вдруг так заинтересовала судьба именно этой молодой женщины. Может быть, рыцарская способность сопереживать еще не совсем отмерла в нем?

— Уж конечно, внимание одного мужчины куда предпочтительнее, чем сознание того, что каждый вечер несколько десятков мужчин жаждут раздеть вас, пусть даже и мысленно! — сухо ответил он.

Каро возмутилась:

— Сэр, вы нарочно меня смущаете!

Да, именно этого он и хотел. Он намеренно смущал ее, приводил в замешательство.

— Я лишь подчеркиваю, мадам, что, ставя себя в столь уязвимое положение, вы ведете себя очень глупо.

— Уверяю вас, сэр, я прекрасно могу сама о себе позаботиться! Мне не грозит абсолютно никакая опасность…

Доминик положил конец нелепым рассуждениям, без труда заключив девушку в объятия и искусно овладев ее губами.

Он решил наглядно продемонстрировать ей справедливость своих слов. Доказать, что положение ее в самом деле непрочно и весьма уязвимо. Показать, с какой легкостью мужчина — любой мужчина — способен воспользоваться ее хрупкостью. Она не в силах помешать какому-нибудь повесе сорвать у нее поцелуй. Или даже хуже!

Он крепко прижал ее стройное тело к себе и вначале нарочито медленно провел кончиком языка по ее пухлой нижней губе, затем раздвинул ее губы языком и стал страстно целовать ее, одновременно лаская руками ее спину и спускаясь все ниже, к ягодицам. Сжав ее ягодицы ладонями, он не прекращал своей атаки — нападал, дразнил, требовал от нее ответных действий.

Никакие события в прежней жизни Каро — ни двадцать лет, проведенные в затворничестве в Гэмпшире, ни последние две недели в Лондоне — не подготовили ее к неожиданному всплеску эмоций, побудившему ее вплотную прижаться к Доминику. Она боялась, что, если оторвется от него, немедленно упадет в обморок к его ногам.

Сердце у нее учащенно забилось; снизу поднималась волна жара. Грудь вздымалась, соски так набухли, что ей стало больно. Жар усиливался, он охватил всю ее изнутри. Средоточие его находилось между ног. Ничего подобного она ни разу еще не испытывала — не представляла. Она…

— Вот молодец!

— Старина, не жадничай!

— Дай и нам попробовать!

Его властные губы так резко оторвались от нее, что Каро едва не задохнулась. Правда, граф по-прежнему крепко обнимал ее за талию. В последний раз оглядев ее всю, он решительно отстранился, а затем развернулся к трем подвыпившим молодым гулякам, которые приближались к ним неуверенной походкой.

Освободившись, Каро слегка пошатнулась. От поцелуя у нее закружилась голова. Доминик Вон грубо и требовательно набросился на нее, и его натиск ничуть не был похож на ее девичьи представления о поцелуях — нежных и робких. Она не ожидала от самой себя такой бури неведомых чувств. Как и жара, как и покалывания в груди…

Чувства самого графа остались для нее загадкой; он развернулся к своему экипажу и жестом показал взволнованным кучеру и лакею, что и сам справится.

Очутившись под прицелом светло-серых глаз Доминика, молодые гуляки резко остановились, как будто наткнулись на невидимую преграду. Все трое слегка попятились, прочитав на его лице холодную ярость и разглядев страшный шрам на левой щеке.