— Да, Клаус. В следующий раз принимать меня в свежей рубашке: у незрячих людей очень развито обоняние. И еще ознакомиться с шедеврами немецкого киноэкспрессионизма. Впрочем, нет. Экспрессионизм — это, пожалуй, не ваше. Лучше смотрите японские анимаусы.

— Анимэ, — огрызнулся Йегер.

Старуха тяжело поднялась. Внутри нее что-то хрустнуло, точно сломали сухую тонкую ветку. Лабрадор-поводырь, расползшийся у ее ног бесформенной черной кучей, суетливо вскочил и стал отряхиваться так яростно, будто все это время провалялся на дне грязной лужи.

— Я поговорю с Оборотнем, — сказала Старуха с порога. — Если есть послание — значит, есть отправитель.

ОБОРОТЕНЬ

…Они были глупы и наглы. Они хотели лишь власти. Лишь экспансии. Лишь превосходства. У них не было мыслей и чувств — их вел звериный инстинкт. Но, беря след, они сами толком не знали, какую дичь загоняют. Они не имели права на Истину — и Истина ускользала от них. Самых талантливых в своих рядах они истребляли сами…

НИКА

— Они такие загадочные — и в то же время такие наивные… Они почти что дети — но в то же время уже вполне профессиональные артисты… О них слагают легенды — и кто знает, сколько вымысла, а сколько правды в этих легендах…

Ведущая тянет время. Представление длится час, а дельфины и морские котики выполняют все свои трюки минут за двадцать. Остающиеся сорок заполняются голосом Тамары Васильевны. Ее голос слащаво дребезжит, как липкий железный подстаканник в поезде дальнего следования. Этот голос нелегко выносить, но зато у Тамары Васильевны есть одно бесценное качество — она может говорить бесконечно, без пауз, генерируя одну бессмысленно-благостную банальность за другой.

— …Наши маленькие артисты — им так важно ваше внимание, ваша вера, ваша любовь! Я хочу попросить вас об одном одолжении — когда наши артисты выйдут на сцену, поприветствуйте их громкими аплодисментами. Ведь каким бы маленьким ни был артист, ему важно знать, что его труд ценен и нужен!..

Раньше Тамара Васильевна работала «тамадой» в секте: «О господь, аллилуй-йя! Я знаю, как тяжек труд твой, аминь! О, мы ценим его, этот труд, потому что мы знаем, чего он стоит тебе, аминь! Я знаю, ты сегодня придешь и будешь с нами, аминь, как ты делаешь это всегда, аллилуйя, и ты благословишь нас сейчас, потому что ты уже живешь в наших сердцах, аминь, Господи, наши сердца, наши души, наш дух — все это раскрыто для тебя, О Господь, аллилуйя, мы раскрыты для тебя и закрыты для Дьявола, трижды аминь, потому что мы твои дети, Господь! Сегодня особенный день, аллилуйя, потому что мы собрались здесь сегодня, чтобы благодарить тебя и чтобы славить тебя!..»

— …Раскройте свои сердца для наших маленьких артистов, друзья! Ведь все мы собрались здесь сегодня, чтобы подарить друг другу радость и праздник! А теперь я со своей стороны раскрою наш маленький, но очень важный секрет — сегодняшняя программа будет особенная. Потому что ее подготовил для нас мастер высшего класса, приехавший издалека! Итак, встречайте: один из лучших дрессировщиков Европы, заслуженный артист, гер-р-р Йеманд Фремд!

— Мам, це шо, прынц? — раздается детский голос из зала.

…На нем черный костюм, плотно облегающий тело. Пепельно-русые кудри, жесткие от морской соли. Тонкий золотой ободок в волосах — чтобы пряди не падали на лицо. Он похож на валета червей из сувенирной колоды. Он похож на древнего викинга из подарочной книги в бархатном переплете. Он подходит к самому краю бассейна и поднимает правую руку в приветствии…

Подбельский сидит в заднем ряду, я чувствую спиной его взгляд. Его взгляд — как холодный сквозняк. Как прикосновение мокрых пальцев к горячей коже на шее…

— …Самое смешное, что все это действительно было, — сказал мне в том разговоре Подбельский. — Надя Русланова. И этот отряд. И этот отдел.

— Шестой отдел? Из мультфильма?

— Шестой… Второй… Пятый… Цифра часто менялась. Но суть оставалась прежней. Спецотдел. Когда-то на него работали великие люди…

Я подумала, что было бы здорово ударить его по лицу. Он надо мной издевался. Я рассказала ему все, что он хотел слышать, — а он в ответ решил отбрехаться пошлейшей сказкой про людей в черном и советский филиал школы Хогвартс.

— …Потом великие измельчали. Но шанс все равно оставался.

— Шанс на что?

— Шанс, — он посмотрел на меня своими глазами-медузами, — на победу.

Крохотные зрачки подрагивали и слегка шевелились, как мошки в желе. Я подумала: такие глаза обычно бывают в кино у маньяков. И еще я вдруг поняла, что совсем не чувствую боли. Значит, он мне не врал. В кои-то веки говорил то, во что верил.

— Михаил Евгеньевич, вы — сумасшедший?

— Кажется, это ты только что рассказывала мне про гнилую луну, тонкие тени и пустой крут на льду. — Подбельский весело хохотнул. — У тебя галлюцинации, куколка. Так кто из нас сумасшедший?.. Все закончилось в девяносто втором. — Улыбка одернулась с его лица резко, как фальшивая борода. — Ельцин всех сдал. Пропил мозги — и империю тоже пропил… Когда развалился Союз, я уже несколько лет работал на спецоперации здесь, в Крыму… Но Крым стал чужим. Я получил приказ бросить все и возвращаться в Москву. Начались перетряски. Нас передавали из одного ведомства в другое. В итоге нас отдали в ведение ФСО РФ…

— Кого — нас?

— Нас. Спецотдел. Нас решили оставить. Не как реальную силу — как игрушку, как маленький цирк уродов при Федеральной службе охраны… Нам полагалось служить штатными клоунами для новой России. Но уважающие себя люди присягают раз в жизни и служат только одной стране. Мы себя уважали. Поэтому мы просто исчезли…

— …А теперь встречайте нашего юного морского артиста! — гундосит Тамара Васильевна.

Амиго вплывает из подводной дверцы в бассейн и выпрыгивает из воды, приветствуя публику. Тусклый глаз точно затянут серой полиэтиленовой пленкой. Обратно в воду он падает брюхом, неловко и некрасиво. Он явно не в настроении, он не готов выступать.

— Комм, — одними губами говорит дрессировщик, и Амиго покорно подплывает к нему.

Дрессировщик ставит правую ногу на мокрую спину Амиго — как победитель, как воин-завоеватель. Он толкает его этой ногой вниз, под воду, — или нет, просто переносит вес тела. Вторая нога отрывается от края бассейна — и вот дрессировщик уже скользит по воде, стоя на спине у дельфина…

…Горящий обруч опускается сверху на тросе и зависает над бассейном. Дрессировщик легко соскакивает обратно на кафельный бортик. А Амиго резко уходит под воду.

— …А сейчас, друзья, дрессированная афалина Амиго продемонстрирует вам свой самый любимый номер!..

Когтистая лапка боли сжимается у меня в животе: она врет. Она знает, Амиго это не любит.