Второй значимый подход, ведущий к новому пониманию сообществ животных, имел в основном американское и британское происхождение, причём его методы решительно отличались от принятых в этологии. Это была популяционная биология – изучение свойств целых популяций организмов, их роста как единого целого, распространения по ландшафту и неизбежного исчезновения. Эта дисциплина опирается как на математические модели, так и на полевые и лабораторные исследования живых организмов. Как и демография, она определяет судьбу популяции, отслеживая рождение, смерть и движение отдельных организмов для определения общих тенденций. Другие важные переменные – пол, возраст и генетический состав организмов.

Начав работать вместе в Гарварде, мы поняли, что этология и популяционная биология прекрасно сочетаются при изучении муравьёв и других социальных насекомых. Колонии – это небольшие популяции[14]. Их можно лучше понять, наблюдая за жизнью и смертью бесчисленного количества составляющих их особей. Наследственный состав колоний, особенно генетическое родство их членов, предопределяет кооперативный характер существования. Вещи, которые мы – благодаря этологии – узнаём о деталях общения, основания колонии и образования каст, обретают полный смысл, лишь когда они рассматриваются как эволюция целой популяции. Говоря коротко, это основа новой дисциплины, социобиологии, систематического изучения биологических основ социального поведения и организации сложных обществ.

Когда мы только начали задумываться о синтезе этих дисциплин в контексте наших исследований, Эдварду Уилсону было 40 лет и он занимал должность профессора в Гарварде. Берту Хёлльдоблеру было 33 года, и он приехал в США в отпуск, а постоянно работал во Франкфуртском университете. Три года спустя, после непродолжительного возвращения во Франкфурт для преподавания, Берт Хёлльдоблер был приглашён в Гарвард в качестве штатного профессора. После этого друзья делили четвёртый этаж недавно построенного Лабораторного корпуса университетского Музея сравнительной зоологии, пока в 1989 году Хёлльдоблер не вернулся в Германию, чтобы руководить кафедрой, полностью посвящённой изучению социальных насекомых, в только что основанном институте Теодора Бовери Вюрцбургского университета.

Говорят, что наука – это единственная культура, которая действительно становится выше национальных различий, объединяя индивидуальные особенности в единую совокупность знаний, которую можно выразить понятно для всех и воспринять в качестве истины. Мы шли разными путями академической традиции, но оба начали с детского удовольствия от изучения насекомых и с поддержки и одобрения, оказанных нам взрослыми в критически важный момент нашего интеллектуального развития. В общем, когда мы детьми увлеклись изучением насекомых, никто не пытался заставить нас отказаться от этого занятия.

Для Берта началом был прекрасный летний день в Баварии как раз перед тем, как на Германию начались массированные авианалёты. Ему было 7 лет, и он только что воссоединился со своим отцом Карлом, который служил врачом в немецкой армии в Финляндии. Старший Хёлльдоблер получил отпуск, чтобы навестить свою семью в Оксенфурте. Он взял Берта в лес – прогуляться по окрестностям и поговорить. Но это была не совсем обычная прогулка. Карл, увлечённый зоолог, особенно интересовался сообществами муравьёв. Он был всемирно известным экспертом по разным видам маленьких ос и жуков, которые живут в гнёздах муравьёв. Нет ничего удивительного в том, что он переворачивал камни и небольшие брёвна вдоль тропы, чтобы посмотреть, кто под ними живёт. Найти в почве свидетельства бурной жизни – особая радость энтомолога.

Под одним из камней приютилась колония крупных муравьёв-древоточцев. Оказавшись на мгновение под ярким светом, блестящие чёрно-коричневые рабочие бросились хватать и затаскивать личинок и куколок в коконах (своих незрелых сестёр) в подземные галереи гнезда. Это внезапное зрелище заставило юного Берта остолбенеть. Какой необычный и красивый мир, какой он целостный и хорошо сформированный! Целое общество открылось на мгновение его взгляду, а затем волшебным образом исчезло, подобно воде в сухой почве, обратно в подземный мир, чтобы возобновить образ жизни за гранью его воображения.

После войны в доме Хёлльдоблеров в маленьком средневековом городке Оксенфурт недалеко от Вюрцбурга постоянно жили самые разные животные, в том числе собаки, мыши, морские свинки, лиса, рыбки, аксолотль (личинка амбистомы), цапля и галка. Особый интерес для Берта представляла человеческая блоха, которую он держал в стеклянном флаконе и которой позволял питаться собственной кровью – эдакая ранняя попытка научного исследования.

Вдохновлённый примером отца и окружённый заботой матери, Берт всё больше увлекался муравьями. Он собирал живые колонии, помещал в искусственные гнёзда и с энтузиазмом изучал местные виды, выявляя отличительные черты их анатомии и поведения. В качестве ещё одного хобби он коллекционировал бабочек и жуков. Его поражало разнообразие форм жизни, и это определило его дальнейшие планы: он решил получать образование в области биологии.

Осенью 1956 года Берт поступил в Вюрцбургский университет, планируя в дальнейшем преподавать биологию и другие науки в средней школе. Ко времени сдачи последнего экзамена он поднял планку. Берт поступил в аспирантуру и теперь стремился получить докторскую степень. Его учителем на этом новом этапе стал Карл Гёссвальд, специалист по рыжим лесным муравьям. Эти насекомые, обитающие миллионами на гектар, строят насыпные гнёзда, которые во множестве встречаются в лесах северной Европы. Гёссвальд хотел разработать методику расселения муравьёв, которые могли бы использоваться вместо инсектицидов для контроля популяций гусениц и других лесных вредителей. Столетиями европейские энтомологи замечали, что всякий раз, когда происходило массовое нападение листоядных насекомых, деревья вокруг гнёзд муравьёв оставались здоровыми, а их листья – более или менее целыми. Защита была явно результатом истребления вредителей муравьями. Прямой подсчёт показал, что одна колония лесных муравьёв за день может собрать более 100 000 гусениц.

Карл Эшерих, пионер лесной энтомологии, говорил о «зелёных островах», которые существуют под щитом лесных муравьёв. Эшерих учился в Вюрцбургском университете в 1890-х годах, работая под началом Теодора Бовери, самого знаменитого эмбриолога того времени. По счастливой случайности Уильям Мортон Уилер, впоследствии ставший ведущим американским мирмекологом, в то время также занимался эмбриологией и в течение двух лет посещал Вюрцбург. Вскоре фокус его исследовательской деятельности сместился на муравьёв. (Позже, в 1907 году, он получил должность профессора энтомологии в Гарварде – став таким образом предшественником Уилсона.) Он заразил интересом к муравьям молодого Эшериха, который, частично в результате влияния Уилера, перестал заниматься медициной и обратился к лесной энтомологии. Его многотомный капитальный труд на эту тему, написанный в более позднем возрасте, повлиял на целое поколение немецких исследователей, среди которых был Карл Гёссвальд. Однако изначально Гёссвальда с мирмекологией познакомил не кто иной, как Карл Хёлльдоблер, специализировавшийся на медицине и зоологии аспирант Вюрцбургского университета. Он убедил младшего коллегу исследовать богатую муравьиную фауну известняков вдоль реки Майн во Франконии, на севере Баварии. Эта работа стала основой докторской диссертации Гёссвальда. Таким образом, линии Уилер – Эшерих – Карл Хёлльдоблер – Гёссвальд – Берт Хёлльдоблер и Уилер – Фрэнк М. Карпентер (учитель Уилсона в Гарварде) – Уилсон оказываются связаны. Они начинаются с пребывания Уилера в Вюрцбурге, затем разделяются и, наконец, приводят к немецкому присутствию в Гарварде. Такова своеобразная сетчатая структура наследования в научном мире.