Между тем жизнь шла своим чередом, и ночь на 30 сентября Гай Октавий и Атия провели в бдении в своем доме. Они совершили ритуалы, кульминацией которых являлись жертвоприношение и очистительная церемония – lustratio на следующий день, в октябрьские календы и на девятый день после рождения сына. Целью их является избавление ребенка от дурных духов или каких‑либо сверхъестественных воздействий, которые он мог испытать на себе при рождении. Ему давали амулет, или bulla, обычно из золота, он надевался на шею, и мальчики носили его до наступления совершеннолетия. После этого один из жрецов коллегии, известной под названием авгуров, наблюдал за полетом птиц, чтобы прояснить будущее ребенка. Родителям, вероятно, сказали, что знамения благоприятны.[15]

Только теперь мальчику официально давали имя и регистрировали в списке граждан. Его назвали именем отца. И он стал Гаем Октавием, сыном Гая. В семьях существовала традиция использовать одни и те же имена из поколения в поколение, хотя в эти годы некоторые из наиболее могущественных аристократических фамилий начали отступать от этого правила, отделяя себя тем самым от остальных сенаторов. Фамильное имя, или nomen – в данном случае Октавий, – давалось автоматически, и выбор существовал лишь в случае с личным именем, praenomen. Виднейшие из граждан носили три имени, или tria nomina. Поэтому дядю Атии звали Гаем Юлием Цезарем. Род Юлиев был весьма разветвленным, и третье имя, или cognomen, носили представители лишь этой ветви. Система имен не носила универсального характера даже в среде наиболее влиятельных семейств, поскольку некоторые из них были не особенно многочисленными или просто потому, что они и так не сомневались в уважении к ним. Октавии не нуждались в специальном различении ветвей их рода.

Римляне не видели необходимости в том, чтобы особо идентифицировать женщин, поскольку те не принимали участия в голосовании и не могли занимать должности. «Атия» было единственным именем матери Августа, женский род от номена ее отца Марка Атия Бальба. Значение имели лишь идентификация с ее отцом и связь с собственным семейством. Имя сохранялось за римской женщиной всю жизнь, и она не меняла его даже после вступления в брак. Дочь Атии звалась Октавией, так же, как и ее падчерица, родившаяся от первого брака отца Августа. Если бы у него были и другие дочери, их тоже звали бы Октавиями. В некоторых случаях девочек для официальных целей в семьях «нумеровали».[16]

Младенцы нуждались в тщательном уходе, однако роль Атии в этом смысле сводилась к более или менее общему надзору. На ней лежало немало забот по наблюдению за домашним хозяйством, а также поддержке мужа в его карьере. Кое‑кто считал, что мать должна сама кормить своего ребенка, однако на практике такое встречалось редко, и этим занимались рабыни‑кормилицы. Эта женщина или другая рабыня являлась для дитяти кормилицей в более общем смысле. (Одной из причин, по которой, как утверждал кое‑кто из философов, мать должна сама вскармливать младенца, было опасение, что вместе с молоком последний впитает и некоторые рабские качества.) Сколько времени проводить с детьми каждому из родителей, было делом личного выбора. В некоторых случаях они делали это очень мало, однако бывали и исключения. Говорят, что во II в. до н. э. Катона Старшего, известного суровостью нравов, поклонника старинных обычаев, борца за истинную добродетель, лишь самые важные государственные дела отвлекали от того, чтобы постоять рядом с сыном, когда того купали. Жена Катона была одной из тех женщин, которые сами кормили своих сыновей, и иногда кормила грудью даже детей своих домашних рабов.[17]

Наши источники почти не сообщают о детстве Октавия, хотя у Светония есть еще одна история о знамениях грядущего величия Августа – менее драматичная, нежели большинство подобных сюжетов, и, возможно, содержащая зерно истины. В ней рассказывается, как кормилица оставила его на ночь в комнате на первом этаже. Мальчик, очевидно, уже умевший ползать, исчез, и его стали повсюду искать. Нашли ребенка на следующее утро, на рассвете, в наиболее высоко расположенной комнате дома, с лицом, обращенным к восходящему солнцу (Suetonius, Augustus 94.6).

Неспокойный мир

Если все это и случилось, то позже, а в последние месяцы 63 г. до н. э. происходило много другого, что могло обеспокоить родителей, – обстановка в Риме была тревожной. Римская республика господствовала в Средиземноморье с середины II в. до н. э. Карфаген был разрушен, царства на Востоке завоеваны или ослаблены, и теперь их судьба зависела от доброй воли римлян, а сами по себе эти государства не представляли угрозы. Митридат VI Понтийский в Малой Азии вел войну с Римом на протяжении жизни целого поколения, но был наголову разгромлен наиболее удачливым и популярным римским военачальником Помпеем Великим. Царь, сочтя, что постоянный прием противоядий в течение всей жизни сделал его невосприимчивым к отраве, приказал одному из своих телохранителей убить его еще до окончания 63 г. до н. э. В октябре того же года легионы Помпея после трехмесячной осады приступом взяли Иерусалим, поддержав одну из сторон в гражданской войне между соперничавшими членами иудейского царского дома. Казалось, никто не может противостоять военной мощи республики.[18]

Рим был гораздо сильнее, нежели кто‑либо из его соседей и потенциальных врагов, но огромные выгоды от завоеваний и провинций угрожали хрупкому политическому, социальному и экономическому равновесию. Соперничество аристократов в борьбе за высшие должности и положение в государстве отличалось остротой, однако в прошлом оно велось в строгих рамках традиции и закона. Теперь же многие из основ этой системы оказались под угрозой, поскольку сенаторы тратили невероятные суммы для достижения популярности, а среди населения появились группы, считавшие свое положение отчаянным и готовые сплотиться вокруг любого, кто стал бы бороться за их дело. Это открывало для некоторых людей возможности возвыситься намного больше, чем это было возможно в прошлом, и люди одного с ними статуса возмущались и сопротивлялись этому.

В 133 г. до н. э. аристократ по имени Тиберий Семпроний Гракх стал одним из десяти ежегодно избиравшихся плебейских трибунов и выдвинул законодательную программу, направленную на оказание помощи сельской бедноте. Он добился значительной поддержки, однако его обвинили в стремлении к царской власти, а затем Гракха забила насмерть группа сенаторов под предводительством его кузена. В 122 г. до н. э. младший брат Тиберия Гай был убит вместе с несколькими сотнями своих сторонников после того, как принялся осуществлять еще более радикальную программу реформ.[19] На этот раз борьба велась продуманно и между организованными силами. Политическое соперничество приобрело насильственные формы, и подобные сцены повторились и в 100 г. до н. э. Десятилетие спустя недовольство населения Италии переросло в восстание, когда плебейский трибун, предлагавший даровать италийцам права римского гражданства, был убит.[20] Римляне одержали победу в этой войне после тяжелой борьбы – в значительной степени потому, что в конце концов дали, пусть и без всякой охоты, италийским общинам то, чего те хотели. Число римских граждан чрезвычайно возросло, и у политиков появились новые избиратели, за голоса которых предстояло бороться. Баланс политических сил опять изменился.