– Любимая моя… Как я по тебе скучал!

– Где ты был так долго, почему не искал, не звонил? Сколько лет прошло, Саша!

– Я знаю. А ты совсем не изменилась.

– Жизнь изменилась. У нас обоих семьи, дети. Ты не думаешь, что уже поздно? Наше время ушло.

– Ерунда! Я все устрою, не волнуйся. Ты-то меня любишь?

– Да, я люблю тебя.

– Ну и все. Этого достаточно, остальное сделаю я сам. Встретимся завтра, я позвоню и скажу, где и когда. Договорились?

– Я не могу завтра.

– Хорошо, послезавтра, так даже лучше. У меня будет еще один день, чтобы все уладить. Ты позвони мне на сотовый, я запишу номер. Значит, послезавтра с утра буду ждать. Ты мне позвонишь, Лада?

– Позвоню.

«Вот и все», – подумала Ирина Сергеевна, почувствовав, что ноги подгибаются. А надо идти туда, к ним. Нет, на кухню. Мясо и в самом деле подгорает. Где взять силы? Отпустить? Или бороться? Какое решение принять?

На кухне она выпила стакан воды. Потом машинально выключила духовку. Потом включила. Жаркое подгорело, но, похоже, в этот вечер это уже никого не интересовало. Андрей Елистратов был взволнован, наверное, из-за финансовых проблем, о которых только что сообщили. Лада и Серебряков заняты друг другом, Ирина Сергеевна – своими мыслями.

Гости вскоре откланялись, и муж заперся в кабинете. Ирина Сергеевна помыла посуду и стукнула в дверь.

– Саша, к тебе можно?

– Я занят!

– Я хотела…

– У меня дела.

В другой комнате сын был целиком поглощен компьютерной игрой. Она осталась одна. Заглянула в спальню. Огромная кровать, где они спали, каждый на своей половине. Не нарушая священных границ. Ирина Сергеевна пошла на кухню. Никто ее не беспокоил. Вернее, не замечал. Она плакала, отвернувшись к окну.

«Саша, Саша! Зачем тебе эта женщина? Ты же видишь, что поезд ушел. Если бы ты хотел быть с ней, ты бы не рассчитывал на случайную встречу. Ты искал бы ее. И нашел. С твоим упорством в достижении цели ничего невозможного нет. Она не нужна тебе. Ты все понимаешь…» И решение пришло: бороться.

Через день, двадцать девятого августа ее мужа нашли убитым. В лифте, в доме, где жила его любовница. О которой Ирина Сергеевна давно уже знала…

– …Я любила. И прощала ему все. Его любовниц, частые отлучки, пренебрежение. Он и в делах добился такого успеха только потому, что никем не дорожил. Ни мною, ни семьей. Друзей у него не было. Пропадал на работе допоздна, домой приходил только спать. Иногда вообще не приходил. Как одинокий волк, рыскал в поисках кредитов и партнеров. Но я еще раз повторяю: в расследовании я вам помочь не могу. Врагов мужа не знаю, в делах понимаю мало, к любовнице Александра ненависти не питаю. Убивать его я не собиралась. И вообще… Я бы хотела остаться одна.

– Это муж на вас так повлиял? Предпочитаете, как и он, переживать в одиночестве, отвернувшись лицом к стене?

– Что? Да, знаете, так бывает. Прожив вместе много лет, люди кое-что друг у друга перенимают. К сожалению, Саше не перешла моя доброта. Он был жестоким человеком.

– Что ж, извините, что побеспокоил. К кому мне обратиться на фирме? Я бы хотел знать, как обстояли дела. Коммерческие тайны меня не интересуют, мне надо выяснить, кто мог быть заинтересован в смерти Александра Сергеевича. Может, конкуренты? Я знаю, что у него были проблемы в делах.

– Ситуация еще не стабильна. Фирма выживет, но за ее процветание я ручаться не могу. Теперь… – Она вздохнула. – Без Саши все будет гораздо сложнее. А обратиться вы можете к Паше, то есть к коммерческому директору.

– Сергеев Павел Петрович, шестьдесят третьего года рождения, не женат, проживает в Ясенево. Правильно?

– Да, верно. Номер дома и квартиры тоже есть? Или вам записать?

– Запишите, Ирина Сергеевна, запишите. Если вам не трудно. Буду признателен.

– А как насчет кофе? Говорят, у меня это получается. Варить кофе.

– У вас получается. Но я… спешу.

Алексей Леонидов брел по Москве в сторону метро. Погода готовилась сделать резкий скачок в осень, и Леонидов бормотал: «Любовь бывает разная: жидкая, твердая и газообразная… Любовь бывает…» Вот ведь привязалось! Лана отнесла Ирину Сергеевну к тем, кто способен лить слезы. Все так, но… Ирина Сергеевна твердо стояла на ногах. И так же твердо будет стоять на своих показаниях. Ничего не знаю о делах, о конкурентах, о его женщинах. И вообще она дама с характером. Мешала бы ей любовница мужа, Леонидов подумал бы сто раз, прежде чем сделать ставку на победителя. Но Лана… Ах! Светлана Анатольевна, Светлана Анатольевна! Как бы нам с вами перейти на ты? От газообразного воздыхания к чему-нибудь более существенному. Вы теперь на свободной охоте, я на охоте всегда. Профессия такая. Но надо же что-то и для себя иметь! Взятки – это хорошо. Но плохо. Что касается злоупотребления служебным положением… Неплохо было бы разок злоупотребить. Так злоупотребить, чтобы не было потом мучительно больно за бесцельно прожитые годы. Так злоупотребить, чтобы… Его мечтания прервал глас, раздавшийся с небес:

– Следующая станция…

«Да слышу я, Господи! Моя! Уж и помечтать нельзя! Вечно ты бдишь! Как только не надоест! Скучная у тебя работа, Господи».

Леонидов стряхнул оцепенение и двинул локтем соседа, который вел себя слишком уж нахально. Толкался, протискиваясь к выходу. Двери открылись, согбенная старушка с двумя огромными сумками в руках и рюкзаком за плечами рванулась в вагон с криком: «Бабушку, бабушку не обижайте!» Молодежь шарахнулась в стороны. Леонидов подумал, что напрасно обидел соседа. Бабушка снесла их обоих с пути, еле успели выскочить из вагона. Он привел в порядок одежду, которая пострадала в боях за место под электрическим солнцем метро, и двинулся к эскалатору. На волю всех! На волю!

Он долго пытался вызвонить коммерческого директора. Тот был то в банке, то в одном из магазинов, то по делам. Наконец выяснилось, что вечером Павел Сергеев будет снимать стресс на теннисном корте. После такого напряженного рабочего дня стресса должно накопиться много.

Что ж, теннис нынче в большой моде. Сверившись с бумажкой, Леонидов побрел к означенному спортивному комплексу. И добрел до него, ибо все конечно. За металлической сеткой, которой была огорожена площадка, невыносимо страдали двое мужчин. Один худой, другой с огромной лысиной. Лысина сверкала на солнце, ибо мужчина успел уже вспотеть. Оба были в фирменных футболках и трусах. Мысленно примерив на себя экипировку теннисистов, Леонидов заскучал. Ноги у него были не очень. То есть не мускулистые. А если уж быть честным до конца, то и кривые. Утешило только, что оба играли скверно. То, что сам он играть не умел вообще, не смутило. И никто об этом не узнает, вот что главное! Приняв вид знатока, Леонидов присел на скамейку и стал наблюдать за игрой. Кто же из них Сергеев?

Мячик ядовитого желтого цвета все время норовил покинуть пределы корта, и чаще всего слышались крики «болл» и «аут». Противники мучили друг друга, видимо, уже не первый сет.