Эти различия в данных об одном и том же маршруте, приведенных одним и тем же автором, свидетельствуют, как мы уже отмечали, о наличии нескольких списков одной и той же работы, написанных в разные времена, ибо разноречивость, имеющаяся у разных авторов (в данном случае у одного нашего автора) в отношении маршрутов между отдельными пунктами, зависит также от изменения направлений в те или иные пункты, что, в свою очередь, связано с заброшенностью одних путей и оживлением других. Показательны в этом случае сведения Ибн Хордадбеха и Кудамы об одних и тех же маршрутах, в которых промежуточные пункты не всегда идентичны и отличаются не только названиями, но и расстояниями.

Интересен и факт приведения разных форм написания одного и того же названия: Абаркух и Абаркуйа[154] (у Ибн ал-Факиха[155] — Абаркувайх, в «Худуде»[156] — Баркух, у Йакута[157] — Абаркух, Абаркуйа, а также персидская форма этого названия — Варкух). На с. 46 Ибн Хордадбех говорит о рустаке ал-Бустаджан, относящемся к Дарабаджиру. По всей видимости, приведенный им же на с. 53 ал-Фустакан идентичен с ал-Бустаджаном. Это подтверждается и сведениями Ибн ал-Факиха, у которого в идентичном с Ибн Хордадбехом материале о рустаках Дарабаджирда дается форма ал-Фустаджан[158]. У Иакута мы находим сведение об одном из сел Мерва Фустукане, которое местные жители называли Бустукан (фустук по-арабски «фисташки», фустукан — «место, где произрастают фисташки»)[159]. Это сообщение, а также тожественное местоположение дают нам основание говорить об идентичности ал-Фустакана (43) и ал-Бустаджана (46), приведенных Ибн Хордадбехом.

На с. 47 говорится о местности ал-Хаваристан. Это же название на с. 52 дано как Хаурйстан; по своему местоположению она совпадает с Сарвистаном, который проходит и у Ибн Хордадбеха[160].

Следует заметить, что некоторые из приведенных нами аргументов могут сойти за ошибку переписчика, который в иных случаях исказил текст нашего автора или пропустил те или иные детали. Последние страницы этого списка, как мы уже отметили, также отсутствуют. Судя по содержанию предшествующих глав, можно предполагать, что глава о пути через Шикинан, которая открывается словами «Во имя Аллаха, милостивого, милосердного!», обычно употребляемыми в начале книги или нового тома (части), является началом второй, в большинстве своем утерянной части сочинения Ибн Хордадбеха, где, вероятно, были собраны увлекательные и занимательные рассказы, которые в свое время «отвлекали» Ибн Хаукаля, носившего книгу нашего автора с собой во время путешестий, «от нужного стремления к наукам полезным и обычаям обязательным», в чем он себя упрекал[161].

Таким образом, неполнота редакции А также налицо.

Для подтверждения своего тезиса приведем еще один не менее важный аргумент.

Известно, что многие средневековые авторы или редакторы для удобства читателей или по требованию государей сокращали те или иные сочинения. Так, многотомные труды Ибн ал-Факиха, Кудамы, Ибн Русте, а также Ибн Хордадбеха и других писателей, живущих почти в одном столетии, дошли до нас в сокращенных редакциях. Может быть, нелишне напомнить, что Мешхедская рукопись, на которую ссылается И. Г. Булгаков, как важный аргумент, так и компендий этого сочинения, составленный Али аш-Шайзари и изданный де Гуе, не отражает полного текста сочинения Ибн ал-Факиха, которое, по упоминанию ал-Мукаддаси, состояло из пяти томов (около 2000 страниц)[162]. П. Г. Булгаков не отрицает, что Мешхедская рукопись — это такой же сокращенный вариант обширного труда Ибн ал-Факиха, как и редакция аш-Шайзари[163]. Поэтому вряд ли следует ему говорить о полноте или неполноте дошедшего до нас сочинения Ибн Хордадбеха, руководствуясь так же неполной Мешхедской рукописью. Сказанное отражает всю сложность проблемы с различными редакциями сочинения Ибн Хордадбеха. Долгая работа над текстом и переводом, а также сопоставление с данными других авторов дает нам основание сделать вывод, что дошедшая до нас редакция Ибн Хордадбеха, изданная де Гуе, действительно является, как и полагал издатель, сокращенной редакцией его не дошедшего до нас полного труда.

Акад. И. Ю. Крачковский, исследуя раннюю арабскую географию и ознакомившись с книгами типа ал-масалик ва-л-мамалик, совершенно справедливо замечает, что практические потребности халифата стимулировали составление географических сочинений[164]. И Ибн Хордадбех также, в силу своих служебных обязанностей, вероятно, будучи еще в Джибале, приготовил записку для доклада начальнику почтового ведомства. После перевода в Самарру, а затем в правление халифа ал-Васика в Багдад он, когда им уже был собран значительный материал, а под рукой находились все нужные архивные данные, подготовил первую редакцию своей «Книги путей»[165].

Вторая редакция этой книги, судя по изысканиям де Гуе, появилась в конце 80-х годов IX столетия. Нам неизвестен ее объем, но если верить ал-Мукаддаси, упоминавшему о семитомнике, якобы принадлежавшем нашему автору, то это сочинение было очень велико. Краткий вариант этой дошедшей до нас редакции, о котором упоминал и ал-Мукаддаси, видимо, был создан в эти же годы. В предисловии к нему имеется посвящение «какому-то члену аббасидской династии»[166], «очевидно, заранее назначенному наследником трона»[167]. По предположению П. Г. Булгакова, им являлся наследник ал-Му'тамида[168].

Как мы уже отметили, посвящение имеется только в предисловии к изданной де Гуе редакции А; в редакции Б оно отсутствует. Изучение текста показало, что это предисловие могло быть написано только в 40-х годах IX в., когда известные переводы «Географии» Птолемея на арабский язык или еще не существовали, или же имелся «плохой перевод, не удовлетворявший нашего автора[169]. Судя по содержанию предисловия, «сын избранных господ и благочестивых имамов, светоч веры и избранник Аллаха среди всех созданий» попросил автора найти книгу, в которой «древние» ясно изобразили «описание путей земли и ее стран, ее отдаленности и близости, ее обработанности и невозделанности, передвижения между этими [странами] по их пустыням и отдаленным местам», а также «начертания дорог и [оценки] налогов»[170]. Именно поэтому Ибн Хордадбех перевел книгу Птолемея, которую считал отвечающей требованиям высокопоставленного лица.

Сделан был этот перевод, по всей очевидности, с греческого языка, ибо, по утверждению Ибн Хордадбеха, перевел он эту работу с его, т. е. Птолемея, языка (отметим, что В. Бартольд во введении к «Худуду» пишет, что Ибн Хордадбех сделал перевод с иностранного языка, но не сказано с какого — греческого или сирийского)[171].

Если бы перевод Птолемея на арабский к этому времени уже существовал, вряд ли бы Ибн Хордадбех представил его как неизвестный или малоизвестный[172]. Изучение труда Птолемея Ибн Хордадбехом совсем не значило, что