ничего удивительного — как я говорила, у нас городок маленький, и почти все друг с другом знакомы. И очень многие учились в одной и той же школе.

И вот время шло.

И вдруг, в самый последний момент, когда стройка должна была начаться, выясняется, что этот самый Иванцов принял решение провести наш участок трассы не по Восточному направлению, а по Западному, то есть совершенно не там, где было обещано нашим могущественным питерским компаньонам.

А в это Западное направление втихомолку вложилась крупная московская фирма.

Сказать, что наши питерские партнеры пришли в ярость, — значит ничего не сказать. Они ведь вложили в Восточный вариант большие деньги и большие усилия.

Они отправились к Иванцову для серьезного разговора и задали ему прямой вопрос: ты ведь взял деньги, так будь любезен, сделай то, что обещал!

Но этот тип посмотрел на питерских честным взглядом и проговорил с искренним удивлением:

— Деньги? Какие деньги? Первый раз слышу!

И вот тут пришло время «Ч» для моего мужа.

Если ему поручили передать господину Иванцову деньги, а Иванцов, черт бы его побрал, утверждает, что этих купюр в глаза не видел, выходит, во всем виноват тот, кому было поручено кейс передать, то есть мой муж…

К счастью (если это слово здесь уместно), секретарша Иванцова (которая тоже училась в той же школе) поняла, что дело пахнет керосином, и позвонила Михаилу, сказала, что его ждут большие неприятности. Вот бывают еще на свете хорошие люди!

И Михаил понял, что нам нужно бежать. Иначе… нам будет очень плохо. И мы договорились, что сбежим вместе. Свекровь заявила, что она никуда не денется, что ее не тронут, пусть только попробуют. Не знаю, что она сказала мужу, но я-то ей поверила. Как затмение на меня нашло!

Ну, все остальное вы уже знаете.

Как я ждала его на вокзале и чем это кончилось… И вот никак не могу поверить, что это они вместе такое придумали, все же мы почти три года женаты с Михаилом, никогда я ему никаких гадостей не делала, так за что же он со мной так?

Осталось добавить еще только один момент. Небольшой, но очень важный.

Перед тем как ехать на вокзал на встречу с мужем, я заехала в банк, чтобы снять деньги. Ведь понятно, что без денег в бега не пустишься. К счастью, там работала моя подруга Элла (опять же мы с ней учились в одной школе и даже в одном классе). Она смогла мне быстро и без лишних вопросов выдать наличные. Миллион — не так уж много по нынешним временам, но лучше, чем ничего. Деньги эти были со счета нашей фирмы, свекровь иногда меня посылала в банк, так что право подписи у меня было.

Ни мужу, ни свекрови я про деньги не сказала заранее — мало ли не получится, так потом еще и тетехой неумелой обзовут. Мужа я не дождалась, а свекрови сказать про деньги не успела.

Так что сейчас у меня по внутренним карманам было рассовано несколько пачек крупных купюр, которые грели мне душу. Я, как Колобок в сказке, смогла уйти и от свекрови, и от бандитов, и еду теперь далеко. И, возможно, это судьба, что автобус идет в Петербург, уж там-то люди из фирмы меня искать точно не станут. Кроме того, в большом городе легко затеряться…

Я приободрилась и хотела снова заснуть, но не получилось.

— К родным, значит, едешь? — раздался рядом со мной незнакомый голос.

— Что? — переспросила я удивленно, вырываясь из своего полусна.

— В Питер едешь к родным? — повторила женщина, сидевшая на месте через проход. Была она немолода, но по виду бодрая, одета в новую куртку, из чего я сделала вывод, что тетя просто хочет поговорить. Скучно ей стало в дороге, она заметила, что я проснулась, вот и вяжется с разговорами. Остальные пассажиры спали, один парень слушал что-то в наушниках, девушка смотрела в айфон. В общем, ничего такого, что вызвало бы у меня опасения. И Оська молчал.

— Да нет… — ответила я уклончиво. — Там у меня никого нет. Так, дела всякие…

— А есть у тебя где остановиться? — не отставала тетка.

— Ну, не знаю… найду какую-нибудь гостиницу…

И тут же я поняла, что говорю ерунду. Что останавливаться в гостинице мне никак нельзя — ведь там мне придется предъявить паспорт, а это значит, что при желании питерская фирма, которая идет по моим следам, найдет меня в два счета… Вдруг кому-то втемяшится в голову проверить на всякий случай близлежащие города? И если там меня не найдут, то и до Питера доберутся, уж не так он далеко, ночь всего на автобусе ехать…

— Гостиницу… — хмыкнула тетка. — Ты цен питерских, что ли, не знаешь? К тому же с собакой-то кто тебя пустит?

— Это верно, — вздохнула я. — Про собаку я как-то не подумала…

И тут же себя отругала мысленно. Тетка слишком любопытная, вон как шныряет взглядом, наверняка запомнит и меня, и собаку. Тем более я вызываю подозрение своей неуверенностью.

Оська почувствовал мое настроение и улегся вольготно головой в проход, да еще зевнул во всю пасть, так что тетка опасливо отодвинулась. Но все же посоветовала издалека искать квартиру или комнату в частном секторе. Совсем недалеко от вокзала, минут десять пройти — и увидишь.

Я поблагодарила тетю и сделала вид, что ужасно хочу спать. Намек она поняла и с разговорами больше не лезла.

Ему снилось, что он бежит по вянущей траве среди прибрежных тростников. Бежит — как зверь, на четырех ногах… лапах.

Иногда сквозь тростники проглядывал багровый лик владычицы, придавая ему новые силы, обостряя все его чувства.

Ему снилось, что он — огромный зверь, хищник, бегущий по горячему следу, чтобы настигнуть жертву, повалить ее на траву и впиться зубами в пульсирующее горло…

Он проснулся мгновенно, как будто его кто-то окликнул.

Сна не было ни в одном глазу…

Да и какой тут сон, если в окно заглядывал страшный, огромный, багровый глаз богини. Свет этого взгляда наполнял комнату, как густая, пульсирующая, живая влага… как драгоценное вино наполняет хрустальную чашу…

Да зачем прикидываться, зачем искать фальшивые, приблизительные слова?

Свет этого взгляда наполнял комнату, как кровь.

Как свежая, теплая кровь, хлещущая из перегрызенного горла…

Он схватился за голову.

О боги! О боги! Опять на него накатило это кровавое безумие! Опять, как тогда…

Опять все повторяется…

Все дело в этом взгляде, во взгляде богини.

Он не может, не может ему противостоять…

Не может — или