В углу экрана пиликнуло – коллега из секретариата пересылал обращение, пришедшее в онлайн-приемную комитета. Обычно обращения граждан с ФИО «Анонимов Доброхот Добровольевич» с одноразовых ящиков не принимали, но это сообщение касалось дела о «Сандунах».

«Слышал, что вы расследуете убийство Водолазова. Поспрашивайте про его похождения у студенток. Слышал, что с него обещали, цитирую, „шкуру спустить“. Надеюсь, эта информация вам пригодится».

Спустить шкуру, значит. Агафья живо представила картину, которую она лицезрела уже дважды в банях. Может, все прозаично? Но кто тогда «спустил шкуру» с Адмиралова? Между преподавателем и бизнесменом опять вырисовывалась непонятная связь.

– Хакимов, по коням! Возможно, криминал. Едем опять в РГГУ.

Настала пора снова посплетничать со студентками профессора, что она уже проделывала в первую неделю расследования, ничего тогда не добившись.

Пока ехали, пошел холодный августовский дождь. Игнатова молча рассматривала стекающие по стеклу капли воды, новый красный небоскреб с выдающимися из стен кирпичными кубиками и мертвую пробку на Сахарова, которую венчали пробка на Садовом и следом за ней на пересечении с продолжением Сахарова – памятник жертвам репрессий. Стена скорби, словно с вылезающими из нее фигурами и колоннами из лагерных камней. Незадолго до смерти отца они проходили с ним мимо этого памятника, и он сказал, что монумент дурацкий и ему тут не место.

– Хакимов, а сколько ты прожить хочешь? – поинтересовалась она, отхлебнув кофе, что они захватили по дороге.

Тот усмехнулся:

– Что, так надоел уже?

– Я серьезно.

– Ну, лет до восьмидесяти. Чтоб на пенсии посидеть, внуков увидеть. А что?

– Да ничего. Думаю, дотяну ли я вообще до старости с этой работой и на фоне истории моей семейки. А если дотяну, то зачем и какой смысл…

– Ты про семью никогда ничего не рассказывала…

– И не буду. Все, езжай.

* * *

Агафья быстро выцепила одну из уже знакомых студенток Водолазова, выделявшуюся болтливостью, на выходе из покрытого резными каменными орнаментами здания РГГУ на Никольской.

– Скажи, а как профессор относился к молодым студенткам?

Та скривилась.

– Этот-то? Ему еще было чем относиться?

– Не ходило ли слухов каких-то про него?

– Каких слухов?

– Ну, про харассмент.

Студентка захихикала.

– Да это его харассили на лекциях. У перваков даже игра была – кто более вызывающе себя с ним поведет.

– Ну хорошо, – Агафья не сдавалась, – а не обещал ли кто-то с него «шкуру спустить»?

– А, это, – студентка залилась долгим смехом. – Это очень смешная история. В общем, у нас была такая Сюзанна Хакмадоева, ботаничка та еще. Из семьи интеллигентных московских дагестанцев в третьем поколении. Отец у нее в консерватории там кем-то работает. А у Водолазова была привычка на первом зачете никогда никому пятерки не ставить. Ну знаете, бывают такие преподаватели. Говорил, что на пять знает сам Господь Бог, на четыре он сам, а студенты – на тройки и двойки. Короче, пришла к нему на зачет Сюзанна, и он давай ее топить, как всех остальных. А она все знает по программе, понимаете, вообще все. Ну он разозлился и стал совсем идиотские вопросы задавать, на которые без энциклопедии не ответишь. Он такой: «В каком году царь Федор Алексеевич издал указ о сносе лавок на Красной площади»? А она неожиданно: «В тысяча шестьсот семьдесят девятом, но приказ претворил в жизнь только его брат Петр Великий». Он охреневает и следующий подобный вопрос задает. И вот такой батл у них часа полтора был. В конце концов Водолазов ее все-таки поймал на каком-то вопросе и влепил трояк. Та в слезы и домой убежала. Ну и вот отец, – студентка начала пародировать акцент, – пришел к Водолазову после занятия как-то обсудить ситуацию. Сначала они тихо говорили, но потом, видимо, Водолазов его довел, и отец стал кричать: «Я с тибя шкюру спущу! Я с тибя шкюру спущу! Моя дэвочка всэгда отличница била!» Бегал, кричал, ногами топал, куча студентов это видели. Сейчас, я вам даже видео покажу.

На экране смартфона бегал и топал ногами лысеющий карикатурный кавказец. Агафья уже тогда поняла, что это очередной тупик, но отца-Хакмадоева проверила. В квартире на Маяковке тот без конца повторял, что «на Кавказе мы учителей уважаем, но это!..»

И у этого шкуродера оказалось алиби.

Когда спустя шесть дней, на исходе отмеренной недели, ей позвонили про третье убийство в только что заработавших «Сандунах», она решила, что знает, что надо делать. Либо у нее поехала крыша, либо она раскроет это дело. Она набрала Хакимова:

– Марат, езжай туда и бери плавки с пистолетом. Да, плавки. Париться будем. Домой поздно приедешь.

* * *

– Баню организовать и пива с чипсами принести? В соседней с местом убийства комнате? Вы это серьезно?

– Абсолютно. Нужно, чтобы все было растоплено к полуночи. И отведите всех ваших людей подальше, как баня будет готова. Можно всех домой отпустить, кроме охранника.

– Вы не шутите?

– Нет, мать вашу. Выполняйте! – рявкнула Агафья.

Управляющий «Сандунов» спешно удалился.

Хакимов смотрел на нее изумленно.

– Что ты задумала?

– Ты все равно не поверишь. Иди переодевайся. И служебное не забудь.

– Агафья-Агата, не хочешь объяснить?

– Исполняй! В плавках, блять, жду через три минуты.

Младший лейтенант полиции, первый прибывший по вызову, тоже топтался и вопросительно смотрел на Игнатову, как на умалишенную.

– А нам что делать?

– Собери всех людей. Ждите у входа. Услышите крики, выстрелы, приходите на помощь. Будьте наготове, с оружием. Есть вариант, что я спятила и оно и не понадобится.

– Не потрудитесь объяснить, что происходит?

– Сам увидишь. Или не увидишь, – нервно хохотнула она.

Через десять минут Игнатова стояла у двери в баню в купальнике и с пистолетом. На шее красовался крестик.

– Ты же неверующая? – спросил Марат.

– Папин.

– Ты прям горячая. Топлес будет?

Агафья не ответила и покосилась на часы на стене. Без пяти полночь. «Кто в „Сандунах“ не бывал – Москвы не видал», – гласила табличка под циферблатом.

Из двери вышел банщик, посмотрел на них и покачал головой.

– Готово. Натопил от души. Пиво с закусками у входа. Варежки, чтоб металл держать, – он покосился на пистолеты, – тоже. А вы что делать собираетесь?

– Спасибо. А теперь иди отсюда подальше. Марат, за мной.

Она еще раз проверила часы. 23:59. Вздохнула и отворила дверь.

Не сбрасывая тапок, Агафья прошла предбанник, взяла варежки, пиво, сухари, чипсы и воблу и зашла в парильную. Ее обдало горячим воздухом, а зрение на пару секунд поплыло от тумана. Она помахала рукой, прогоняя пар, и села на нижнюю полку. Марат опустился рядом.