— Вот курица! Одеться оделась, а юбку надеть забыла? — обнаружив во мне то, за что можно зацепиться, тут же ехидно поддел меня дед. Степан Георгиевич, дедушка Глеба — вообще та ещё зараза. Вечно «радует» меня своими сомнительными «комплиментами». Вот и сейчас не упустил возможности поупражняться в острословии за мой счет. Я в этот момент чуть тапком в него не запустила. Это ему ещё повезло что стариков не обижаю. Физически. Но и просто так смолчать тоже не смогла. В ответ гордо задрала подбородок и с вызовом смотрю на него:

— Так это я для Вас старалась. Когда Вы ещё в своей берлоге такие красивые ноги увидите?

— А они красивые? — дед опять поправил очки и осмотрел меня уже оценивающе.

Я закатила глаза. Вот манерами Глеб явно в своего дедулю! Хорошо хоть его дед не такой озабоченный и больше издевается надо мной сейчас, чем действительно эти самые ноги мои разглядывает. Наконец внук этого старого перечника переобулся и попытался хоть как-то спасти положение, прикрикнув на своего хамоватого родственника.

— Дед, не пугай соседей! Ты что Алиску не узнал?

Старик и впрямь как будто немного удивился. Потянулся в мою сторону, прищурился, а потом приподнял брови и расцвел в знакомой улыбке.

— А! Шаболда!

Я краснею, как помидор то ли от гнева, то ли от стыда. Перевожу взгляд на внучка этого старика, а точнее на дверь за его спиной, и Глеб рявкает. Изменившись в лице.

— Дед!!!

Больше всего мне хочется уйти, но поскольку за моей спиной по-прежнему Глеб, который загораживает мне выход, мне ничего не остается, как сбросить с ног туфли и влезть ими в розовые тапки, что мне так «любезно» предложили. Надеюсь хоть не подцеплю ничего от Глебкиных «мандавошек», которые наверняка до меня их таскали. Вкус у этого парня одно время был весьма специфический. Но задумываться об этом, будучи на обозрении у старика, как мне показалось, совсем не время. Опять вздёрнула подбородок:

— И Вам здравствуйте, дед Степан, — и повернувшись к его внуку интересуюсь, ткнув пальцем в дверь с матовым стеклом передо мной.

— Кухня там?

Глеб кивает, сурово глядя на старика. И я нарочно виляя задом прохожу, как каравелла, по зеленым волнам. Да пошли они все! Кем меня посчитали ту и увидят. Два часа кошмара как-нибудь перетерплю. Не съедят же меня здесь? А потом только они меня и видели. Вот пусть сначала мать выставит за дверь этого своего Анатолия Николаевича!

Захожу на кухню и двое мужчин плетутся за мной следом. Дед Глеба преисполнен любопытства, а сам Глеб спешит за своим родственником, чтобы тот не смог ещё больше усугубить впечатление о них двоих своим хамским поведением. Сажусь на стул возле окна и прикрываю скатертью свои ноги. И всё потому, что один теперь пялится на них чересчур откровенно, а второй осуждающе. Осуждающе естественно дед. Только уселась. Потупила глаза в стол, как опять оказалась в центре внимания.

— Цацка, а ты же небось и замуж за моего Глеба уже собралась? Да? — Степан Георгиевич выдвигает для себя табурет из-под кухонного стола и мостится на нём как наседка. Его очки по-прежнему на носу, а своим орлиным взором этот мужичок елозит по всей моей фигуре, доступной его взгляду, как будто пытается разглядеть там что-то новое. Глеб как будто его это не касается резко подорвался к кухонным шкафчикам. Зашуршал заваркой. Кружки достал. Чайник на плиту ставит. И всё с таким каменным лицом, что деду пришлось достать свою клюку из-за холодильника и постучать ею по стене чуть ли не перед самым моим носом, чтобы я опять свои ясные глаза на него перевела. Ну что ему сказать?

Да прямо каждый вечер фату утюгом наглаживаю, так замуж за его внука спешу. Сказала бы я ему конечно, что его Глебка мне «и даром не нать, и с деньгами не нать», но вместо этого уклончиво отвечаю:

— Я об этом пока не думала.

Ну, о том, чтобы выйти замуж за «Глебушку», этого маминого любимца, я точно не думала. Даже в страшном сне увидеть не могла. Вот и жду что хотя бы Глеб скажет что-то в мою защиту и как-то отвлечет своего деда от неуместного допроса. Он ведь в общем-то мне ничего и не предлагал даже. Если на то пошло. Зашла называется всего лишь чаю попить!

Оглянулась опять на младшенького Степнова. Мог ведь хотя бы возразить. Сказать, что я просто соседка и нечего приставать ко мне с такими вопросами странными. Так нет же! Молчит, как в рот воды набрал!

Так и не дождавшись от Глеба поддержки, сцепила пальцы в замок и положила руки на стол. Вот зря.

Дед, скептически изогнув бровь, тут же покосился на них и как-то сразу даже посветлел, найдя во мне изъян. Зловредно выдал:

— Это что ещё у тебя с руками? Да ты ж небось и готовить не умеешь, а всё туда же! Замуж!

— Всё я умею! — тут же огрызнулась, даже не подумав о последствиях. Уж всяко получше их обоих. Только зачем мне кому-то это доказывать, а тем более этим двум мужикам? Степан Георгиевич мне к тому же всё равно ни грамма не поверил. Скривился аж.

— Это с этакими звериными когтями?! — косится на мой маникюр, который мне моя маман сделала. Она у меня как раз на курсы по маникюру записалась. Вот в сорок восемь только жизнь у человека снова началась, как я на её шею опять свалилась. Теперь чтобы хоть как-то смириться с моим присутствием в своей квартире каждый вечер издевается над моими ногтями. И с её курсами дурацкими мне так и хочется ляпнуть старику, что это он ещё когтей не видел. Просто его замшелые представления! Прямо из себя выводит. Но вместо этого как обычно говорю другое:

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍- Вам что наглядно продемонстрировать?

К чему он вообще привязался ко мне ещё и с этой готовкой? Давно женщины ничего не готовили что ли? И почему я должна сидеть перед ним и оправдываться? Сижу уже и так с мрачной рожей, а дед этот никак угомониться не может. В очередной раз пренебрежительно окидывает взглядом мои руки и снова доводит меня:

— Спасибо! Но я ещё пожить хочу! Наверняка же отравишь!

Сузила глаза. Ах, ты ж, старый пердун! Вслух же произношу совсем другое:

— Не переживайте. Мой лимит — один отравленный ворчун в неделю. На этой неделе я его уже исчерпала, так что можете ничего не бояться.

Ну а что он глупости болтает? Кому он нужен, чтобы его травить? Демонстративно подняла руку и ещё и подула на свои ногти залюбовавшись ими.