– Ну… как бы да, – уклончиво ответила девица, и мне стало немного не по себе. Еще сунет какой-нибудь наркотик. – Это просто типа вообще-то от аллергии, у меня тут аллергия – в полный рост. Но это ничего, это бывает. Обычно весной, а тут вдруг осенью. Черт знает, может, где-то рядом кот. Мне тавегил помогает лучше всего. А я с него так сплю, и если чего болит – все проходит. Шикарная штука.

– Серьезно? – задумалась я, а девица уже ускакала в комнату, притащила мне блистающую серебром пластинку, где осталась буквально пара таблеток.

– Говорят, что нового поколения колеса лучше, но мне не помогают. Да, в сон не тянет, но и аллергия не проходит. Да ты пей чай, – и она отдала мне мельхиоровую ложку, которой только что мешала свой чай. Я пожала плечами и приняла и то и другое. Мы немного поболтали, выпили чаю и даже договорились, что я зайду завтра – она обещала поставить мне пару песен своей любимой группы. Девушку звали Машей, и она мне понравилась, а «Рамштайна» ее я всё же не оценила.

Андре так и не позвонил. Вместо этого я позвонила ему сама.

Я ненавидела себя в этот момент всей душой, ненавидела, когда набирала цифры, ненавидела женщину, сказавшую мне, что абонент недоступен. Пока я ненавидела, было еще ничего, но потом в мое сердце начал заползать страх. Только тогда я выпила две таблетки тавегила и легла на кровать. Я сильно сомневалась, что мне удастся уснуть, но Маша была права, тавегил убивал наповал. Я позвонила Шурочке, попросила ее поднести трубку к Костику, моему коту. Шурочка сказала, что я спятила, и что завтра она привезет мне Костика целиком, если я захочу. Я расплакалась и отключила чертов телефон. Затем, замотавшись в три одеяла, я провалилась в изрядно подогретый химией сон.

* * *

Это был, кажется, первый раз, когда Сережа приснился мне с тех самых пор, что он исчез. Я почти забыла его или думала, что почти забыла, но он возник передо мной, стоя вдалеке, в толпе людей – во Франции, в Париже, на забитой, перегруженной людьми, машинами, магазинами, улице. Он единственный стоял, все остальные – безликая толпа – обтекали его со всех сторон. Сережа был таким, каким я запомнила его. В чуть измятых шортах, размашистой футболке и в туристических босоножках, в которых можно было хоть три дня ходить и не устать. Это свойство Сережа ценил в обуви больше всего, всегда покупал ее в магазинах, как-то связанных с рыбалкой или охотой, или походами в горы. Мы были такими разными, и я вспомнила об этом, пока смотрела на него в толпе незнакомых людей. Я не понимала, что это сон, но чувствовала, что что-то не так, не в первый уже раз. Сережа смотрел прямо на меня, его волосы развевались на ветру, отчего-то у него были голубые глаза. Он не шевелился, и тогда я крикнула:

– Где тебя носило? Мы тебя обыскались! – Мой голос прогремел, как гром. Я чувствовала возмущение, ярость, даже бешенство, но Сережа продолжал стоять неподвижно. Я подняла взгляд в небо и увидела, как тяжелая серая туча быстро набегала на нас. Такая же туча, как в тот день на площади, когда я убегала от Андре. Я закричала снова с такой силой, что Сережа наконец услышал меня, но замотал головой так, словно не желал меня видеть.

– Эй, ты можешь вернуться? Сколько можно издеваться? – В этот момент грохот усилился, и я увидела, как огромная трещина пошла по зданию рядом. Я присмотрелась – это был особняк Габриэль. Улица исчезла, мы с Сережей стояли в саду дома Габриэль, и тяжелые капли падали мне на лицо. Сережа был теперь куда ближе. Я подбежала к нему, а он стоял, как истукан, и смотрел в небо. Я кричала, трясла его за плечи, даже попыталась ударить по лицу, но он никак не реагировал.

– Чертов ты дебил, Сережа! О родителях подумай! – последнее я прокричала ему почти в лицо. Сережа опустил на меня свои и в то же время чужие голубые глаза, сжал кулак, и я вдруг поняла, что он меня сейчас ударит. Его руки оказались на моих плечах, и хватка его была крепка. Я попыталась вырваться, отбиться, попыталась убежать, но уже не Сережа, а какое-то чудовище ухватило меня за ноги. Я заорала от ужаса и… проснулась.

Проснулась – да не совсем. Права была Маша, когда говорила, что этот тавегил валит наповал.

И вот я сижу в реальном мире, скованная странным оцепенением, источником которого, наверняка, являются таблетки. Мысли спутанные, медленные, как ложка в густом меду, но я понимаю, что это уже не сон. Я не сплю, я дома, в собственной кровати, в своей комнате. Руки и ноги подчиняются мне, но шевелить ими мне ужасно трудно и не хочется. Я как будто все еще под каким-то наркозом. Кто-то включил верхний свет. Я щурюсь и пытаюсь разглядеть лицо человека, стоящего в тени, и вдруг понимаю, кто это. Андре включил свет. Это открытие буквально потрясает меня. Андре здесь, он наклоняется и берет меня за плечи. Я вижу на столике рядом с кроватью стакан воды, вода разлилась по столику, залила какие-то бумаги. Может быть, нужные? Нет, у меня уже не осталось нужных бумаг.

– Ты сдурела? Ты что, совсем свихнулась? – прикрикнул на меня Андре, и я не нашлась, что ответить. Думать – это слишком сложно и лень. Я заметила, что в руках у него пустая упаковка из-под тавегила. Какая-то ерунда, глупость, и почему его лицо перекошено от ярости? Мне хотелось спать.

– А ты где был? – спросила я сонно, потому что мое сознание даже в таком состоянии беспокоил этот вопрос.

– Ты решила так мне отомстить? Так решила от меня уйти? – Андре пнул мои ботинки, которые я так и оставила валяться посреди комнаты. Сидеть было тяжело, я предпочла бы упасть обратно на кровать, но Андре не дал мне этого сделать. Он заставил меня выпить воду и облил меня саму, так что моя футболка враз намокла. Я с возмущением отмахивалась от Андре, но он не оставлял меня в покое. Какая-то ерунда. Где он был? Где его носило?

– Я уже вызвал врачей.

Эта фраза поставила меня в тупик. Я молча стащила с себя мокрую футболку, бормоча себе под нос, что Андре идиот. Встала и начала копаться в шкафу в поисках сухой одежды, но следующий вопрос заставил меня обернуться.

– Сколько таблеток ты приняла? – спросил Андре. Его слова не сразу дошли до моего сознания, но когда дошли, я бросила искать футболку, повернулась к нему и засмеялась. Он, кажется, принял это за еще один признак моего неадекватного поведения. Может быть, так оно и есть, и это заставило меня успокоиться. Руки почему-то дрожали. Я устала, устала, какой все-таки ужасно сильный препарат. Кто бы мог подумать.

– Что? О чем ты говоришь? Я приняла две таблетки.

– Две? – не поверил Андре. – Не понимаю.

– Чего не понимаешь? Две таблетки тавегила.

– Тут пустая пачка, – возразил он мне. – У тебя что, аллергия? Ты мне никогда не говорила! – Похоже, его оскорбила сама идея того, что он может чего-то обо мне не знать.

– Нет у меня никакой аллергии! – Состояние сна наяву постепенно уходило, и я начала соображать хоть что-то. – Это ты спятил. Ты что, подумал, что я решила покончить с собой?

Тишина говорила, что именно так он и решил.