Порка мужчин достаточно ужасна, но гораздо хуже, когда наказанию подвергаются женщины и дети. Вспыльчивые и раздражительные хозяева зачастую наиболее жестоко третируют маленьких мальчиков 10–12 лет… Я глубоко убеждён, что сто ударов плетью если не убьют человека, то сокрушат его дух навсегда».

24.

Для Глэйва, как и для Шёблума, это было поворотным пунктом. После этой записи в дневнике он становится всё более и более критичным по отношению к режиму.

В начале марта 1895 года Глэйв приезжает в Экватор, станцию, на которой Шёблум служит миссионером, и которую сам Глэйв некогда помог основать.

Раньше с туземцами обращались хорошо, — пишет он, — но теперь экспедиции отправляются повсюду, а туземцев заставляют добывать каучук и доставлять его на станции. Государство проводит эту зловещую политику, чтобы обеспечить прибыль.

Война ведётся по всей округе Экватора, тысячи людей убиты, а дома разрушены. В старые времена, когда у белых вовсе не было сил, это было необходимо. Теперь же посредством такой насильственной «торговли» просто истребляется население страны.

Так же, как и Шёблум, Глэйв отправляется в путь на пароходе, загружённом маленькими мальчиками, предназначенными для солдатской муштры:

Отплыли из Экватора сегодня утром около одиннадцати по принятии на борт груза из сотни маленьких рабов, главным образом 7–8-летних мальчиков и для полного счёта нескольких девочек, похищенных у туземцев.

И они говорят о филантропии и цивилизации! Куда же это всё пропало?

Покуда мы спускаемся вниз по реке, многие из рабов, так называемые liberes, умирают из-за нехватки одежды, сна и медицинской помощи. Большая часть этих детей совершенно голые и не защищены от ночного холода. Провинность же их состоит в том, что их отцы и братья посмели бороться за малую толику независимости.

Но по завершении своего путешествия, когда Глэйв оказывается среди бельгийцев и соотечественников, он поддаётся групповому давлению и умеряет свой критицизм. Его конечное суждение мягко: «Не следует слишком поспешно и слишком жёстко осуждать молодое Государство Конго. Оно сделало страну открытой, создало какую-то администрацию и оттеснило арабов. Но верно и то, что его методы по ведению коммерческих дел необходимо исправить».

Тот же самый вывод делает управляющий в отношении Куртца в «Сердце тьмы»: его методы торговли нехороши и не должны применяться.

25.

Во время своей миссионерской работы Шеблум вступает в гораздо более тесные контакты с туземцами, чем Глэйв. День за днём он записывает всё новые случаи необоснованных убийств.

1 февраля 1895 года его проповедь прерывает солдат, который хватает одного старика, обвиняя его в том, что тот не собрал достаточно каучука. Шёблум просит солдата подождать до окончания службы. Но солдат просто оттаскивает старика немного в сторону, приставляет дуло ружья к виску и стреляет. Шеблум пишет:

Солдат приказывает маленькому мальчику, лет десяти, отрезать у старика руку, которая вместе с другими руками, добытыми ранее таким же образом, на следующий день будет вручена спецуполномоченному в качестве знака победы цивилизации.

О, если бы цивилизованный мир только узнал о том, как убивают сотни и даже тысячи, как уничтожаются деревни и как ещё живые туземцы вынуждены влачить свою жизнь в ужасающем рабстве…

26.

В 1887 году шотландскому хирургу Дж. Б. Данлопу приходит в голову оборудовать велосипед своего младшего сына надувной каучуковой камерой. Велосипедная шина патентуется в 1888 году. За несколько последующих лет спрос на каучук увеличивается в несколько раз, таково объяснение ужесточения режима в Конго, о котором размышляют в своих дневниках Шёблум и Глэйв.

29 сентября 1891 года бельгийский король Леопольд II издал указ, наделявший его представителей в Конго монополией на «торговлю» каучуком и слоновой костью. Согласно тому же указу туземцы были обязаны поставлять и каучук, и рабочую силу для его сбора, что на деле означало: в торговле с ними необходимости больше нет.[16]

Представители Леопольда просто реквизировали у туземцев плоды их труда, каучук и слоновую кость, без какой бы то ни было оплаты. Деревни тех, кто отказывался подчиниться, сжигали, их детей убивали, а руки — отрезали.

Первоначально использование подобных методов привело к резкому скачку в прибыльности. Поступления, среди прочего, направлялись на постройку ряда отвратительных монументов, до сих пор обезображивающих Брюссель: Arcades du Cinquatenaire, Palais de Laeken, Chateau d’Ardennes. И лишь немногие сегодня помнят, во сколько отрезанных рук обошлись эти сооружения.

В середине 1890-х мрачные подробности добычи каучука всё ещё оставались тайной. О ней мог бы поведать Глэйв, но он умер в 18 995 году в Матади. Лишь Шёблум и некоторые из его коллег знали о том, что происходит, и поднимали свой голос против террора. Но их попытки донести своё возмущение до высоких инстанций оказались напрасными. Используя последнее средство, они решили обратиться к мировому сообществу.

Шеблум писал гневные, фактографически обоснованные статьи в шведскую баптистскую газету «Weckoposten». Он писал также доклады на английском и отсылал их в Лондон из миссии Балоло в Конго.[17]

Результатом стал небольшой, едва заметный комментарий на страницах ежемесячного журнала общества миссии «Дальние края» (Regions Beyond): «Очень серьёзные волнения среди туземцев из-за насильственной торговли каучуком привели к кровопролитию в нескольких районах. Но просто расследования не достаточно — мы требуем, чтобы ситуация была исправлена. Вопрос здесь заключается в том, как достичь этого, не делая публичного разоблачения?[18]»

27.

Эта заметка была предназначена для тех, кто умел читать между строк. Чарльз Дилк умел. Он был бывшим правительственным чиновником и членом Комитета по делам защиты аборигенов. Недвусмысленно ссылаясь на это короткое сообщение в «Regions Beyond», он поднимает вопрос о положении в Конго и пишет острую статью под названием «Цивилизация в Африке».[19]

Эта статья была первым знаком того, что ответственные круги Великобритании приняли к сведению сообщения миссионеров. Чтобы донести её до европейской читательской аудитории, она была напечатана в только что основанном журнале «Космополис», в июле 1896 года, в тот самый месяц, когда Конрад написал «Форпост цивилизации» и отдал его на рассмотрение в редакцию того же «Космополиса».