К тому времени разбросанную по миру родню уже оповестили о случившемся. Алехандра, дочь Марухи от первого брака, находилась на далеком полуострове Гуахира, в городе Майкао и как раз доедала свой ужин в ресторане, когда Хавьер Айала сообщил о похищении. Алехандра вела популярную телепередачу «Угол зрения», выходившую по средам, и приехала накануне, намереваясь взять несколько интервью. Она побежала в отель, чтобы связаться с семьей, но домашний телефон был занят. Благодаря счастливому совпадению пару дней назад, в среду, она интервьюировала психиатра, который занимался лечением психических расстройств, вызванных пребыванием в тюрьме строгого режима. Услышав в Майкао известие о похищении, она подумала, что такая терапия может быть полезна и для заложниц, и вернулась в Боготу, собираясь поскорее воплотить свою идею в жизнь.

Глорию Пачон, сестру Марухи, представлявшую в те годы Колумбию в ЮНЕСКО, Вильямисар разбудил в два часа ночи по телефону словами: «У меня ужасные новости». Хуана, дочка Марухи, проводившая каникулы в Париже, спала в соседней комнате и узнала о трагедии буквально через пару минут. Николас, двадцатисемилетний музыкант и композитор, проснулся от телефонного звонка в Нью-Йорке.

В два часа ночи доктор Герреро и его сын Габриэль отправились к сенатору Диего Монтанье Куэльяру, председателю Патриотического союза, образованного при Компартии, и члену группы Почетных граждан, которую создали для переговоров между правительством и похитителями Альваро Диего Монтойи. Сенатор выглядел усталым и подавленным. О похищении он узнал из вечернего выпуска новостей, и на него это подействовало угнетающе. Герреро просил лишь об одном: чтобы Диего выступил посредником в переговорах с Пабло Эскобаром и убедил отпустить Беатрис, а взамен предлагал взять в заложники себя. Монтанья Куэльяр ответил в типичной для него манере:

– Не будь дураком, Педро, в этой стране все безнадежно.

Доктор Герреро вернулся домой на рассвете, но заснуть даже не попытался. Его снедала тревога. Около шести позвонил Ямид Амат, главный редактор выпуска новостей на радио «Караколь»; доктор Герреро, находившийся в ужасном расположении духа, наговорил в эфире много такого, что можно было расценить как безрассудный вызов похитителям.

Вильямисар, тоже не сомкнувший глаз, принял душ, оделся и в половине седьмого утра поехал к министру юстиции Хайме Хиральдо Анхелю, который поведал ему, как продвигается борьба с терроризмом наркоторговцев. Вильямисар вышел от министра, осознав, что борьба предстоит долгая и трудная, но был благодарен за двухчасовые объяснения, поскольку давно отстал от жизни и не представлял себе, как обстоят дела на этом фронте.

Про завтрак и обед он позабыл. Ближе к вечеру, проведя день в пустых хлопотах, он тоже встретился с Диего Монтаньей Куэльяром, и тот в очередной раз поразил его своей откровенностью.

– Попомни мои слова: это надолго, – сказал Диего. – По крайней мере до июня. Пока не пройдут выборы в Конституционную Ассамблею, Маруха и Беатрис будут для Эскобара разменной монетой в переговорах об экстрадиции.

Многим не нравилось, что Монтанья Куэльяр, входивший в группу Почетных граждан, не считал нужным скрывать перед прессой свой пессимизм.

– Да в гробу я видал эту группу! – не скупясь на выражения, заявил он Вильямисару. – Наша роль там абсолютно дурацкая.

В итоге Вильямисар вернулся домой выжатый как лимон, с ощущением, что он один на белом свете. Выпив залпом две рюмки виски, он впал в полную прострацию. В шесть часов его сын Андрес, который стал с того дня его единственной опорой, уговорил отца поужинать. Когда они сидели за столом, позвонил президент.

– Вот что, Альберто, – произнес он, стараясь говорить как можно дружелюбнее, – приезжайте сейчас ко мне, поговорим.

Президент Гавирия принял Вильямисара в семь часов вечера в библиотеке, в личных покоях президентского дворца, где он проживал уже три месяца с супругой Аной Миленой Муньос и двумя детьми, одиннадцатилетним Симоном и восьмилетней Марией Пас. Комнатка была небольшой, но уютной, рядом располагалась оранжерея, в которой произрастали яркие цветы, а по стенам стояли деревянные шкафы, ломившиеся от всяких официальных изданий и альбомов с семейными фотографиями. В комнате имелся и небольшой музыкальный центр с коллекцией любимых дисков: «Битлз», «Джетро Талл», Хуан Луис Герра, Бетховен, Бах… После утомительного рабочего дня президент именно здесь проводил неофициальные встречи или отдыхал в кругу друзей, потягивая виски.

Гавирия тепло приветствовал Вильямисара; тон его выражал сочувствие и понимание, но при этом беседа не лишена была суровой откровенности. Впрочем, Вильямисар к тому времени уже воспринимал все гораздо спокойнее, поскольку оправился от первого удара и собрал достаточно информации, чтобы понять: президент мало чем может ему помочь. Оба были уверены в том, что похищение Марухи и Беатрис преследует политические цели, и без обращения к гадалкам знали, что автор преступления – Пабло Эскобар.

– Но то, что мы знаем, это еще полдела, – сказал Гавирия. – Для безопасности заложниц главное – добиться, чтобы это признал Эскобар.

Вильямисар с первого же мгновения понял, что президент не выйдет за рамки Конституции, не будет ради него нарушать закон и не отменит разыскных мероприятий, которые должны проводить военные. Но с другой стороны, он и не предпримет попыток освободить заложниц без согласия их родственников.

– Такова наша политика, – подытожил президент.

Больше говорить было не о чем. Когда Вильямисар покинул президентский дворец, с момента похищения прошли целые сутки; будущее тонуло в тумане, но, во всяком случае, он знал, что правительство поддерживает его намерение провести частные переговоры об освобождении пленниц и предоставляет в его распоряжение Рафаэля Пардо. Хотя грубый реализм Диего Монтаньи Куэльяра внушал ему больше доверия.

В этой беспрецедентной череде похищений первое произошло 30 августа, без малого через три недели после заступления Сесара Гавирии на пост президента; жертвой похитителей стала проживавшая в Боготе Диана Турбай, главный редактор новостной телепрограммы «Криптон» и журнала «Ой пор ой», дочь бывшего президента и главного лидера либеральной партии Хулио Сесара Турбая. Вместе с ней похитили еще четверых членов съемочной группы: выпускающего редактора Асусену Лиевано, редактора Хуана Витту, операторов Ричарда Бесерру и Орландо Асеведу, а также немецкого журналиста, обосновавшегося в Колумбии, Эро Бусса. В общей сложности шестерых.

Похитители заманили журналистов в ловушку под предлогом встречи с падре Мануэлем Пересом, верховным командующим Армии национального освобождения (АНО)[2]. Немногочисленные люди, знавшие о приглашении на эту встречу, в один голос отговаривали Диану. В их числе были министр обороны, генерал Оскар Ботеро, и Рафаэль Пардо, которому президент объяснил, насколько рискованна такая поездка, и попросил передать это семейству Турбаев. Однако рассчитывать на то, что Диана откажется, мог лишь тот, кто ее совсем не знал. В действительности ее интересовало не столько интервью падре Мануэля, сколько сама возможность начать мирный диалог. Когда-то она втайне отправилась верхом на муле в район, контролируемый вооруженными отрядами самообороны: ей хотелось вступить с ними в переговоры и попытаться понять суть этого движения, понять как с политической, так и с журналистской точек зрения. Тогда ее инициативе не придали значения, результаты поездки так и не были обнародованы. Позднее она, несмотря на свою борьбу с М-19, подружилась с команданте Карлосом Писарро, к которому даже приезжала в лагерь, ища возможности мирного урегулирования конфликта. Тем, кто планировал заманить ее в западню, все это было, безусловно, известно. И они понимали, что в сложившихся обстоятельствах никакие причины, никакие препятствия, ничто на свете не может удержать Диану от попытки диалога с падре Пересом, одной из ключевых фигур, от которых зависел мир в стране.