Как видно, мысли собравшихся, как птицы в клетке, бились в пространстве наперед заданного водоизмещения, и никто не пытался выйти за пределы этого ограничения. Не нашлось, кажется, никого, кто пытался бы, как когда-то учил Фридрих Великий (1712–1786), “смело подняться умом до облаков” (“Рассуждения по вопросам морской тактики”, М., 1943, с. 202). На такой путь к творчеству можно было выйти лишь обладая интересом и вкусом к тактике. Но адмиралы русского флота этого интереса и вкуса, силою обстоятельств и полученного образования, были лишены напрочь.

Лишь немногие оказались едины в интуитивной оценке того водоизмещения, которое потребуется для удовлетворения сформулированных в заседании проектных заданиях. Н.Е. Кутейников полагал, что оно будет существенно больше, чем 6700 т, К.П. Пилкин был уверен, что оно составит не менее 7000 т, Н.Н. Ломен оценивал его в 7400 т, а Н.Н. Скрыдлов — не менее, чем 7500 т.

В непонятно из чьих рук вышедшем итоговом решении заседания повторялся вывод журнала № 58 о двух существенных недостатках изображенного в качестве прототипа крейсера “Эсмеральда” — отсутствие броневой защиты артиллерии и двойного дна. Задаваясь чрезвычайно высокой, казалось бы, планкой требовательности и отклоняя как неудовлетворительные все рассмотренные проекты, неведомые нам авторы заключительного акта совещания отмечали, что во всех этих образцах их главные боевые элементы — “артиллерия, ход, защита корпуса и артиллерии и, наконец, запас угля не согласовывались между собой насколько это было желательно для нового нашего крейсера, которому предстоит крейсировать в более ограниченных районах в зависимости от местонахождения главных боевых сил и в то же время придется действовать в бою с эскадренными броненосцами”.

Как же должен был выглядеть такой со всех сторон идеальный и сверхоптимальный русский крейсер? Тип океанских рейдеров класса “Рюрик” и продолжавших их идею броненосцев-крейсеров серии “Пересвет” должен был уступить типу малого броненосного крейсера. Это новая идея вполне отвечала настойчиво высказывавшимся С.О. Макаровым взглядам о крайней роскоши сооружения крейсеров-рейдеров и крейсеров-разведчиков и о необходимости предъявить к крейсерам требование участвовать в эскадренном сражении. Но вместо естественно напрашивавшегося типа ”О“Хиггинс“, ”Асамы“ или “Гарибальди”, действительно пригодных для эскадренного сражения и взаимодействия с броненосцами (это вскоре и подтвердили японские “Ниссин” и “Кассуга”), совещание предлагало нечто совершенно несообразное. С неизбежным упорством и без каких-либо научных оснований новый тип крейсера пытались втиснуть в размеры строившихся бронепалубных крейсеров типа “Паллада”. Получался некий симбиоз этого типа с французским умеренно бронированным типом “Патуа”.

Удивляться этому не приходится. Таков был стиль жизни и обзор мышления самодовольно почивавшего на петровских лаврах ведомства, продолжавшего не ощущать потребности в Морском генеральном штабе (который давно завели себе Англия, Германия и большинство цивилизованных наций) и знать не желавшего ни о проблемах морской тактики и военно-морского образования, ни планомерного перспективного формирования программ судостроения и перспективной разработки базовых проектов кораблей будущего. Куда как занимательнее было, не обременяя себя научными знаниями (новый император, как и генерал-адмирал, науку и ученых в военном деле определенно недолюбливал), решать дела в свободной игре амбиций и эрудиции на таких вот, как это было 7 мая 1897 г., псевдонаучных, ни за что не отвечающих совещаниях.

Японский броненосный крейсер I класса “Асама”.

(Построен в Англии. Спущен на воду в 1898 г. 9855 т, 4 8-дм, 14 6-дм орудий, броня борта 7 дм.)

Пройдет полгода, и на таком же и также безответственном совещании, забыв про настоятельно необходимый, но оставленный в одиночестве тип малого броненосного крейсера, новый состав псевдоинтеллектуалов предложит флоту еще более несообразный проект. В нем все высказывавшиеся ранее пожелания о гармоничном согласовании боевых элементов корабля, и особенно, о настоятельной необходимости защиты людей и артиллерии будут напрочь перечеркнуты роскошным, но совершенно небоеспособным типом 6000-тонного, лишенного даже щитов у орудий бронепалубного крейсера “Варяг”. И напрасно участвовавший тогда в заседании 27 декабря 1897 г. С.О. Макаров будет досаждать великому князю предостережениями о ненормальности выбора типов кораблей в новой программе, где их тактическое использование оказалось вовсе не рассматриваемым. ”Никто не поддержал, — записывал С.О. Макаров в дневнике, — а потому осталось по-прежнему бездоказанным, почему надо построить проектируемое число судов и чем вызывается предполагаемое разделение его на классы”. (С.О. Макаров. Документы, т. II, М., 1960, с. 281).

Ничего о тактике и использования нового крейсера не говорилось и в решении совещания 7 мая 1897 г. Противоречия были и в задании на проектирование, сформулированном в 12 пунктах итогового постановления.

В первом пункте признавалось, что “согласование в новом крейсере всех желаемых боевых элементов необходимо вызовет его водоизмещение более 6000 т, но таковое не должно превосходить 6700 т”. Не удосужившись самого элементарного проекта-задания (на основе того же проекта “Паллады”), не затруднив себя тактическими обоснованиями, авторы постановления, совсем по-генеральски уподобившись героям сказки М.Е. Салтыкова- Щедрина (“Как мужик двух генералов прокормил”), рассудили, что и “мужик” — в данном случае — французская фирма — как-нибудь да извернется и предоставит требуемый проект в рамках совершенно нереального 6700-тонного водоизмещения. Это, дескать, в России с таким водоизмещением может получиться только бронепалубная 20-узловая с голенькими — даже без щитов — 6-дм пушками “Паллада”, а в Европе, наверное, с задачей русских генералов справятся в два счета.

В заданной нагрузке до 6700 т предлагалось включить и обеспечить: по п. 2 постановления — корпус “нормального устройства”, обшитый в подводной части деревом и медью; по п. 3 — запас топлива (10–12 % водоизмещения) и механизмы, обеспечивающие при этом запасе скорость 21 уз в течение 24-часового непрерывного пробега, а также запас топлива с перегрузкой до 1/3-1/4 от нормального, что должно было в сумме обеспечить дальность плавания 10-уз скоростью до 7000–8000 миль; по п. 4 — два гребных винта; по п. 5 — водотрубные котлы допускались только типа Бельвиля, с запасом воды для них, исчисляемым по правилу английского адмиралтейства (по 1 т на 100 индикаторных л.с. полной мощности) и испарителями, позволяющими пройти заданной дальностью с максимальным запасом; по п. 6 — бронирование карапасное (броневая палуба со скосами к бортам — P.M.) и бортовое (до верхней палубы); по п. 7 — артиллерийское вооружение в составе 2 8-дм, 10 или 8 6-дм и 20 3-дм пушек, а также других более мелких скорострельных пушек, вес которых в полном комплекте с боеприпасами для каждой 8-дм (длина ствола 45 калибров) составлял 49,1 т для 6-дм (на центральных станках) — 28,2 т, 3-дм (без штата) — 6,4 т, всех мелких скорострельных — до 20 т и общим весом “элеваторной подачи патронов ко всем пушкам” до 60 т; по п. 8 — погонный и ретирадный огонь из трех орудий; по п. 9 — все 6-дм орудия и часть 3-дм защищены броней, 8-дм — щитами круппированной стали толщиной 3 дм, а 6-дм такими же толщиной 2,25 дм; по п. 10 — минное вооружение из трех подводных аппаратов — одного носового и двух кормовых; по п. 11 — один или два боевых марса, “на которых мелкая скорострельная артиллерия удобно ставится и для которых трудно найти подходящее место”; по п. 12 — таранный форштевень “принятого в нашем флоте вида”.