— Моему мерседесу уже двадцать лет, он на год старше меня, но все еще лучше этих кредитных ведер. Арсену вот пригнали новую камри, она вообще не та уже. У пахана три с половиной литров сороковая, она бля как новая. Сейчас нормальных машин уже не делают. Газа только много мой жрет, но это х***я. У брата новый поло, вообще не машина, но он таксует на нем, хочет тоже себе камри. За три года Москва надоела, мы обошли все кальянные, пошабили везде, один раз даже в туалете института с пацанами. Борьбу я бросил, как новый тренер пришел. Дяхан говорит, что одного типа у них повысят и он меня устроит, но это только через год короче.

3.

— Тане со старших классов нравились мальчики, которые были с какой-то знаете, прямотой наверно. У нас райончик такой себе был, там квартиры давали работникам ЗИЛа. Типичная картина — отец умер от пьянки, престарелая мать и великовозрастная детина — сынок. Она и не менялась со школы, хотя уже и за тридцатник нам. Мы знаете даже как подружились? Я дразнила её за вечную эту дульку на голове, стыдно теперь даже так. Ещё классе в четвертом это было, её все дразнили за дульку нелепую эту, портфель её выкидывали. Она ж из бедной семьи была, отец вроде то ли погиб на заводе, то ли после работы убили. Мать её, теть Марина рассказывала как-то, но я не запомнила особо. Таня с нами не очень долго училась, она после девятого ушла в кулинарный, но забеременела там вроде от препода даже, бросила всё это, не родила даже в итоге. Короче такая же история, как и с этим Муриком её. Ему лет восемнадцать-девятнадцать же, не русский, кавказец. Я говорила ей, ты чё мать, все лучшее детям? Она же как упрется, так я не знаю даже. Таскается с ним, я не верю, что он не бил её, как Макс. Это бывший её, утром люблю не могу, вечером вроде как культурно вино-коньяк, в голову даст ему и начинается… танцы с кувырками и тумаками, как говорится. На работу синяки тоналкой замазывала под конец, по лицу перестал стеснялся бить. Она как ушла от него, еще успела по его карте вещей в Заре накупить. Я и говорю ей, фига ты продуманка, Тань. Надо было мне тоже Толика зарплату спустить под конец, только он меня опередил, ну как обычно. Сама Танька, кстати, не пьет почти, максимум две-три бутылочки пивка под вечер после работы. Курит только разве что. Мы даже курить как-то вместе, дуры две малолетние, начали. Тогда появились тонкие эти сигаретки, Кисс, кажется, помните? Мы нафуфыримся, губяки размалюем и пошли. Весело вообще тогда было. Как-то люди все добрее были наверно. А можно вопрос вам? Если Танька объявится вдруг, вы мне сможете дать знать как-то? Вдруг она обиделась на что просто и моча в голову ударила, вот и пропала куда-то, не звонит?

4.

Почему-то шаурмячные пережили появления макдональдсов, строительства Москвы-сити и вообще всего, что пришло после девяностых. Колхозные надписи “Донер”, “Кебаб”, “Шаурма” до сих пор можно встретить в центре Москвы. Но под вечер там же реально вкуснее, чем в местах для местного бомонда эконом класса?

— Нам четыре в сырном лаваше, две без перца — после некоторой заминки и общего смешка — а то у Заура жопа болит утром

— Да заткнись ты бля — тихо буркнул себе под нос парень с короткой бородой без усов и зубочисткой во рту

— Ещё одну без лука давайте — снова продолжил первый.

Невысокая продавщица не стала сбивать веселый настрой парней и добавила в общую беседу:

— А ты чего, на свидание собрался и боишься, что лук спугнет?

— Да, с тобой!

Компания одобрила общим ржачем фразу. Но женщина не смутилась, а наоборот злорадно повеселела.

— Давай, записывай номер. Сейчас смена закончится и мы с тобой идем на свидание. Цветы мне на арбате купишь сейчас.

Парень резко смутился, компания начала смеяться как шакалы из мультика. Он даже покраснел и стал отворачиваться, но она не сдавалась.

— Так, я не поняла. Записывай номер: восемь. Девятьсот шестьдесят два. — после каждой цифры она делала театральную паузу и становилась всё злораднее — семьсот сорок четыре. Сорок пять. Тридцать девять. Записал, я не пойму? После смены в двенадцать идем на арбат, всё ничего не знаю.

Время шло, а кассирша все продолжала кидать ехидные фразы, как только в зале никого, кроме них не оставалось. Парень, которого все звали Мурат уже совсем перестал поднимать глаза, глотал окончания фраз и сидел как на иголках. Дебильные фразочки друзей его не улыбали. Потом была пересменка, вроде всё закочилось. Ребята уже собрались, вышли, а возле входа стояла кассирша.

— Так не поняла, я тебя долго ждать буду? Ты думал, я тут шутки с тобой шучу? На свидание позвал и струсил?

Она говорила всё это тем театральным тоном, которым излишне эмоциональные мамаши ругает своих детей перед другими родителями. В эти моменты они хотят угодить своей строгостью компании своих соседок и призвать своё чадо к ответственности через стыд перед всё теми же соседками.

— Ну… пойдём сейчас, с пацанами отойду на секунду только.

Кучка под улюлюкание отошла, попутно устроив сцену шутливой борьбы и поджопников.

— Бля не мороси, ей лет сорок на вид. На**й тебе с ней п*****ать куда-то? Ты е****тый что ли?

— Ну как-то некрасиво получилось, не обессудь, она стремная вообще. Куплю ей цветов и с***усь.

— Да иди ты на **й, мы тебя ждать не будем. Арсену на работу в понедельник, мы к нормальным телкам поедем, Мага пробил уже з****сь там всё.

— Я быстро с****сь, подкачу к вам, на связи.

Мурат быстро отошел от компании, опустив голову и подошел к женщине, курившей около вывески “Донер 24 часа”.

— Татьяна, а вас кавалер, пытавшийся сбежать с первого свидания? — на этом Татьяна не выдержала и рассмеялась, широко открывая рот. Зубы показались Мурату намного белее, чем они были на самом деле. Ну или просто боялся смотреть в крупные голубые глаза.

— Ну я Мурат…

— Да иди к своим, я ж пошутила. Я тут покурить после работы вышла. Чего испугался, в ЗАГС тащить не собиралась

— Да не, я бы и сам познакомился, если честно, — тут у Мурата подкатил ком в горле, что шло совершенно вразрез с его кавказской напускной развязностью

— А