Насмешливая вязь комбинационной игры, присущая и футболистам торпедовской обороны, не могла генерироваться лишь тренерскими установками. Не мог не входить в состав команды мастер-мозговик, именуемый в советские времена диспетчером, а в смутные — плеймейкером. Но в той торпедовской компании я затрудняюсь его выделить… Позднее, когда чемпионский народ разбрелся по другим компаниям, бросились в глаза метаморфозы, происшедшие с Метревели в Тбилиси, с Геннадием Гусаровым в московском «Динамо» и даже в известной степени с прозванным в честь беспризорника из кинофильма «Мустафой» Олегом Сергеевым — стихийным и ломовым левым краем, когда сезон поиграл он за луганскую «Зарю». Торпедовские форварды отошли назад для организации игры. А в шестидесятом — шестьдесят первом (не хочу и шестьдесят второй год обижать, команда и в нем пыталась если не жить, то играть, как при Маслове, в очередной раз хамски уволенном) степень увлеченности общей игровой идеей позволяла импровизировать каждому без страха не понять друг друга….

…После одной из побед «Торпедо» над московским «Динамо» к ним в раздевалку неожиданно зашел динамовский тренер, великий Михаил Иосифович Якушин — и не стесняясь присутствия своего сверстника Маслова, сказал, воззвав к тишине и вниманию поднятием руки: «Ребята, у вас получилась замечательная команда. Сделайте все, чтобы сберечь ее!». Через четверть века я напомнил Михаилу Иосифовичу его предостережение. Он застеснялся своего тогдашнего пафоса — и пояснил: «Команда ведь была пьющая. А вот зацепились в шестидесятом за очечко — за другое, вошли во вкус умной игры и собрались в середине сезона…».

Ни в лучшие, ни в худшие свои сезоны торпедовцы — по сложившейся в команде традиции — не были монахами и пуританами в быту. Но глупо говорить, что взлет их прервался из-за нарушения режима, хотя и не все пили по таланту, кто-то и по деньгам, которых чуточку стало больше у чемпионов и обладателей Кубка. И нельзя ни в коем случае считать провалом второе место в сезоне шестьдесят первого и досадный проигрыш донецкому «Шахтеру» в финале Кубка, что для заводского начальства стало достаточным основанием для отставки Маслова. Но Якушин знал, отчего предостерегает. Выдающийся игрок выдающейся команды, ставший в ней же выдающимся тренером, лучше других представлял себе, сколько препятствий на пути становления суперклуба и суперигрока, в отношении к которому коварства никак не меньше, чем любви. Вокруг талантов и дел, в которые они вложены, всегда множество людей, готовых с огромной радостью разрушить созданный мир до основания… Еще один суперклуб в Москве никому, кроме ЗИЛа, и не был нужен. А ЗИЛ не сумел сохранить то, что имел. И в первую очередь «Деда»…

Нельзя сказать, что в первом же послемасловском сезоне «Торпедо» рухнуло и развалилось. Оно перестало быть суперклубом, имея в составе тех же самых игроков — это все-таки был русский, по отношению к футбольному делу, конечно, любительский суперклуб. И никаким менеджерским методикам руководства не мог быть подчинен. Ему требовалась ненавязчивая каждодневность «дедовых» корректив — неформальность масловских отношений с каждым из игроков, когда к выполнению тренерского приказа футболист подготавливается всей жизнью в команде.

Заглядывая вперед, я бы сказал, что клуб, подобный «Торпедо» образца шестидесятого, и не мог исчезнуть вовсе. Он влился, обогатив, облагородив, в весь отечественный футбол, в сознании которого образ созданной Виктором Масловым команды долго не мог померкнуть.

Не все, конечно, выходцы из «Торпедо» прижились в других клубах — в командах без игровой программы они выглядели лишними. Моношин с его физическими возможностями не мог занять подобающего места в ЦСКА, а Денисов именно в армейском клубе стал особенно не в ладах со спортивным режимом — и по половине сезона проводил в госпиталях. И когда вернулся он в «Торпедо», где его не переставали ждать, талант этот громадный выглядел очень уж запущенным, но все равно на короткий срок пригодился, сыграл в Лиге чемпионов против «Интера», немедленно замеченный и оцененный тренером итальянцев Эленио Эррера. А Метревели и Гусаров и в сборной страны оказались на ключевых ролях. Геннадий Гусаров вместе с Виктором Понедельником из Ростова заняли в сборной вакансию Стрельцова, хотя Геннадия в «Динамо» превратили в полузащитника. Игроком национальной сборной оставался и перешедший в киевское «Динамо» Леонид (по-торпедовски: Леха) Островский…

Но в начале сезона шестьдесят второго года никто еще из «Торпедо» не ушел. И можно было ожидать, что бывший партнер Пономарева Жарков не помешает им показать, что уроки Маслова усвоены надолго…

Возможно, в усложнившуюся с уходом главного тренера торпедовскую жизнь вмешался в тот же год происходивший чемпионат мира. Пятерых призвали в сборную. С одной стороны, предоставлялся шанс резервистам. С другой — некоторые из ведущих игроков, привыкшие считать себя кандидатами в эту сборную, несколько скисли, оставшись дома. Приглашение в сборную, между прочим, разделило и Воронина с Моношиным.

В юношеские времена Колю Моношина звали «Гусь-2». «Гусь» было прозвище Игоря Нетто. Все воспринимали Моношина как преемника спартаковского капитана. И в конце шестидесятого пара Воронин — Моношин вошла в сборную вместо знаменитой связки Нетто с Юрием Войновым, вошедшим после мирового чемпионата в Швеции в символическую сборную мира.

Но если Валерий целиком и навсегда заменил двадцатидевятилетнего Войнова, то Моношин в сборной сыграл всего восемь официальных игр, после чего обратно вернули Нетто, который был на восемь лет старше Коли.

Сезон шестьдесят второго года — он в тот год отца схоронил — едва ли не худший в карьере Воронина. И на чемпионате мира Валерий особо не выделялся. Но и сомнений в том, что Воронин — один из лидеров в сборной, тоже не возникало. Когда началась вся эта заваруха с массовым уходом ставших в шестидесятом знаменитыми футболистов из «Торпедо», возник было разговор, что и Валерий Воронин покинет команду. Однако он как раз остался. Какие резоны у него могли оказаться менять торпедовский клуб на какой-либо другой? Детские симпатии к «Динамо»? Но Бесков работал не в «Динамо», а в ЦСКА — вернее уже получил отставку и вообще поступил на телевидение руководить спортивной редакцией. А в «Торпедо» двадцатитрехлетний полузащитник мог быть сам себе хозяином. Из-за своей безусловной необходимости для команды он ни от какого тренера не зависел. С Ивановым укрепился дружеско-лидерский союз, он на пять лет был моложе Валентина Козьмича — и тот понимал, что власть пора делить. К тому же они сблизились семьями — у жены Иванова, олимпийской чемпионки по гимнастике Лидии, нашлось много общего с женой Валерия, балериной из «Березки». Завод дал ему трехкомнатную квартиру. По советским меркам он ни в чем не нуждался под крылом рабочей футбольной команды…

Ближе к шестьдесят четвертому году «Торпедо» снова превратилось в команду Игрока — но уже не в том авторитарно-пономаревском смысле (Александр Пономарев тем временем, пока его бывшая команда мыкалась в поисках пристойного тренера, возглавил московское «Динамо» и выиграл с ним первенство страны в сезоне шестьдесят третьего), а в метафорическом или стародавнем, когда хорошая партнерская договоренность между классными футболистами стоит больше властных тренерских накачек.