— Пойдем… — сказала Драгомира, внимательно глядя на внучку, чья кажущаяся беспечность ничуть ее не обманула.

Взяв Оксу за руку, бабушка подвела ее к большому дивану, обитому красным бархатом, который быстренько освободила от всего, что его загромождало.

— Подожди секунду…

Драгомира направилась в глубину апартаментов, где стояли огромные, заваленные всякой всячиной этажерки и большой рабочий стол из полированного дерева, за которым она предавалась своей страсти к ботанике и лекарственным растениям. Драгомира вот уже тридцать лет была травницей.

Отстегнув с одного из своих браслетов маленький ключик, она открыла книжный шкаф с матовыми стеклами. Только на полках вместо книг в нем стояли сотни флакончиков. Взяв один из них, Драгомира закрыла шкаф.

— Вот это тебе поможет, детка. Специальное масло «тяжелый день».

— Но, бабуль, день вовсе не был тяжелым…

— Тсс… Больше ни слова.

Окса послушно разрешила бабушке помассировать ей виски. Взгляд девочки устремился на ароматические палочки, горевшие по углам гостиной, заставленной бесчисленным количеством безделушек, подставками, столиками на одной ножке и диванами, обитыми малиновым или тускло-золотым бархатом. Фимиам от ароматических палочек медленно поднимался к потолочным барельефам из искусственного мрамора, а в голове Оксы крутились тяжелые мысли.

Драгомира ошиблась. День ее внучки был не просто тяжелым, он был жутким! Совсем свежие воспоминания о первом учебном дне продолжали терзать девочку. Они неумолимо всплывали на поверхность ее сознания, возвращая ее на два часа назад, в классную комнату…

Когда Окса пришла в себя, она лежала на полу. Лоб ее покрылся потом, а сердце колотилось, как бешеное. Девочка подумала, что, наверное, ударилась об стул, когда падала, потому что у нее очень сильно болел живот.

Над ней склонились несколько лиц. Встревоженный Гюс сидел рядом на корточках. Мерлин, наморщив лоб, шептал: «Не волнуйся, ты только не волнуйся…» А Зельда, соседка Мерлина по парте, красивая девочка с глубоким взглядом, стояла рядом с Оксой на коленях, явно не зная, чем ей помочь.

А вот учитель МакГроу выглядел недовольным.

— Вы очень впечатлительны, мадмуазель Поллок, чересчур впечатлительны… — холодно заявил он.

Из чистого противоречия учителю, и его словам, Окса, сделав над собой неимоверное усилие, встала. В ее душе клокотали ярость, стыд и растерянность.

— Месье, месье, может, вызвать службу спасения? — в панике поинтересовался один из учеников.

Учитель МакГроу, одарив его презрительным взглядом, резко и насмешливо ответил:

— А почему бы сразу не оперативную группу министерства здравоохранения, коль на то пошло? Однако, может, нам стоит сперва поинтересоваться у мадмуазель Поллок? Следует ли нам отвести вас в медпункт, мадмуазель Поллок, или вы полагаете, что в состоянии вынести это изнурительное утро до конца?

Изумленный Гюс бросил на преподавателя сердитый, полный упрека взгляд. Но тот не обратил на него никакого внимания.

С помощью одноклассников Окса кое-как взгромоздилась на стул, стараясь забыть о боли в животе и клокочущей ярости в душе.

— Кто-нибудь еще собирается упасть в обморок? Да? Нет? Желающие есть? — спросил учитель.

К его величайшему изумлению, поднялась одна рука.

— Мадмуазель Поллок?

Совершенно не готовый к такой неожиданности, учитель МакГроу казался слегка выбитым из колеи. Его голос, из которого вдруг исчезла всякая ирония, чуть ли не дрожал. Быть может, от угрызений совести за излишнюю жесткость…

— Я бы хотела договорить, месье.

Окса произнесла эти слова монотонно, но четко и решительно.

Неожиданно по классу пронесся ледяной ветер, а приоткрытые окна с глухим треском захлопнулись. Все вздрогнули. Кроме учителя МакГроу, не сводившего с Оксы взгляда.

— Меня зовут Окса Поллок, — продолжила девочка, не давая себя сбить, — и я только что приехала в Лондон. Мои любимые предметы математика и точные науки. Я увлекаюсь астрономией, люблю кататься на роликах и, как Гюс, с шести лет занимаюсь карате. Вот, теперь я закончила, месье.

Одноклассники уставились на нее во все глаза. Некоторые смотрели изумленно, другие с восхищением, но никому из них не было дано ощутить внутренне торжество, которое испытывала Окса и которое подействовало на нее как лошадиная доза витаминов.

— Спасибо, мадмуазель, — невозмутимо ответил учитель МакГроу. — А теперь продолжим. Мы и так уже потратили слишком много времени…

Когда прозвенел звонок на перемену, Окса почувствовала огромное облегчение. Наконец-то можно было вырваться из класса! Еще бы минутка, и она заорала во всю глотку, что было совершенно на нее не похоже, но, тем не менее, это так.

Найдя свою подружку скорчившейся под фигурой ангела во дворе колледжа, Гюс встал перед Оксой на колени. Чувствуя ее глубокую печаль, он хотел обнять ее, но не посмел.

— Что случилось? — тихо спросил мальчик. — Я решил, что у тебя сердечный приступ! Ты напряглась как струна и вдруг упала… Перепугала меня до смерти…

— Мне никогда в жизни не было так плохо. Перед глазами все кружилось, невозможно было дышать…

— У тебя что-то заболело? Ты испугалась выступления перед классом?

Окса не ответила. Гюс взглянул на нее пристальнее, не зная, чем утешить, и немного подумав, заявил:

— Да ладно, не переживай, старушка! Забудь, все уже в прошлом!

— Угу, ты прав, — ответила Окса. — Очень даже прав…

Лежа в кровати в полумраке своей комнаты, Окса глядела на прикрепленные к потолку фосфоресцирующие звезды и отчаянно пыталась заснуть. Головная боль прошла — массаж Драгомиры оказался очень действенным — и боль в животе тоже почти не ощущалась.

Вечером Оксе позвонил Гюс, чтобы узнать, как у нее дела, и они снова порадовались, что оказались в одном классе. Какое счастье! Телефонный звонок взбодрил ее. Ей крупно повезло, что у нее есть такой друг, как Гюс. Но все же, какой странный день… Только бы он больше не повторился!

Приближалась полночь, а сон все не шел. Окса включила лампу, стоявшую на прикроватной тумбочке, и, сев на кровати, огляделась. На письменном столе было вывалено содержимое очередной коробки, которое она не успела убрать на место. Безделушки, разные игрушки, в которые она уже не играла, но с которыми никак не могла расстаться. Окса заметила куклу Пупетту, свою бывшую любимицу, с ярко рыжими волосами.

Прекрасные мгновения детства казались Оксе сейчас такими далекими… Она вздохнула, опустив плечи.

Прежде чем закрыться, глаза девочки задержались на кукле. Окса вновь и вновь перебирала в памяти неприятные моменты прошедшего дня, свое волнение перед началом занятий, тревогу, которая даже сейчас причиняла ей боль и будоражила душу.