Но не остановить Константина Александровича, гремит его голос, как набат над всей Россией-матушкой: «Причина разгрома 14 городов из 300 имеющихся во Владимиро-Суздальском княжестве проста. Они сохранили верность Юрию Всеволодовичу». Здесь можно сказать так — если писатель назовет хотя бы 50 городов, которые входили в состав Владимиро-Суздальской земли, то перед ним можно будет снять шапку, поэтому без комментариев.

Битва при Лигнице. Европейцы от монголов отличаются только наличием в их рядах закованных в доспехи рыцарей и отсутствием оружия дальнего боя. Так художник представлял это сражение

Ну а уж без князя Ярослава Всеволодовича никуда, правда, в отличие от А. Бушкова здесь его Батыем никто не делает, и на том спасибо. Но деятельность князя по-прежнему очень подозрительна. «Лично я более чем уверен, что, кроме опытных русских бояр, в татарском войске присутствовало достаточно сильное пешее подразделение русских войск, заблаговременно переданное Ярославом Батыю». Это как прикажете понимать — набрал князь Ярослав в Переславле-Залесском воинство, лесными тропами отправил его к Батыю, а эти воины потом вернулись под командованием хана и сожгли этот самый Переславль дотла? Рашид ад Дин сообщает, что этот город сражался пять дней, и вот тут возникает закономерный вопрос — получается, что бойцы Ярослава бились со своими друзьями и родственниками, с теми, кто остался дома, всех их убили, а город сожгли? Нет ответа на этот вопрос…

Зато возникает вопрос другой, и касается он опять-таки князя Ярослава Всеволодовича, который под пером фантазера превращается в руководителя партии, призвавшей на Русь орду, и в итоге, если следовать трактовке Константина Александровича, выглядит законченным негодяем и подлецом. Потому что если это действительно так, как вещает поборник исторической справедливости, то получается, что Ярослав является убийцей своего брата, его жены, снох и внуков, а также на его совести смерть четырех племянников. Не много ли для одного человека, или он все эти злодеяния со своим сыном Александром Невским разделил, и тот, как овец, резал своих двоюродных братьев? И не много ли взял на себя К. А. Пензев, обвиняя людей, которые возрождали страну из руин и отражали страшную агрессию с Запада, в преступлениях против своих ближайших родственников?

Ну а потом Константин Александрович всей мощью своих знаний и теорий обрушивается на роман-эссе В. А. Чивилихина «Память», в котором собраны очень интересные наблюдения и факты из истории монгольского нашествия, но которые явно не вписываются в концепцию писателя-интернационалиста. «Примером подобной, очень оригинальной разновидности фантомных ощущений является роман-эссе Чивилихина «Память». Т. е. при полном отсутствии какого-либо халха-монгольского завоевания уважаемому автору кажется, что оно все-таки было, и было ужасным. Роман-эссе произвел, да и до сих пор производит на некоторых граждан совершенно неизгладимое впечатление, да такое, что они посчитали его научным трудом и практически историческим первоисточником». Не спорю, труд Чивилихина действительно оставляет очень сильное впечатление, не чета некоторым произведениям, хотя есть в нем некоторые нестыковки и откровенные натяжки. Но главная его ценность заключается в том, что автор лично прошел по многим местам, связанным с нашествием, общался с археологами и краеведами, а потом все это изложил на страницах своей книги. На мой взгляд, чтобы лучше понять то, о чем пишешь, просто необходимо побывать в тех местах, где происходили описываемые события, посмотреть на то, что осталось от той героической и страшной эпохи, поговорить с людьми, которые расскажут тебе местные легенды и предания. Невозможно быть во Владимире и не зайти в Успенский собор, где 7 февраля 1238 года в огне и дыму погибла семья великого князя Георгия — жена, снохи, внуки… Все они там и похоронены, как и епископ Владимирский Митрофан, который до последнего оставался со своей паствой, ободряя и утешая ее, хотя, по версии Константина Александровича, должен был в это время распивать с Батыем меды, поскольку был представителем той самой церкви, которая позвала этого варвара на Русь. Владимир Алексеевич Чивилихин проделал колоссальный объем работы, посетив Козельск и досконально исследовав то, что осталось от некогда грозной крепости, пройдя Селигерским путем, которым шла орда, а также собрав массу интересной и полезной информации о некоторых других аспектах вторжения. Ну а что касается того, что некоторые посчитали его первоисточником, как об этом говорит К. А. Пензев, то это в большей степени относится к «новооткрывателям», которые ссылаются на Л. А. Гумилева как на исторический источник, не задаваясь вопросом — а откуда он сам эту информацию взял? Только вот не приводит Лев Николаевич таких данных, а потому приходится думать, что взял он их из своей головы, а сама концепция «евразийства», которую он проповедовал, не имеет ничего общего с историей Руси. «О евразийстве говорят как о «третьем пути» между капитализмом и социализмом. Евразийцы считают колыбелью, из которой выросла Российская империя, а следовательно, и СССР, не Киевскую Русь, а империю Чингисхана. «Монголы формировали историческую задачу Евразии, положив начало ее политическому единству и основам ее политического строя». Увлечение монголами незаметно перерастает в преклонение перед ними, и евразийцы начинают говорить о том, что с помощью монголов Россия сохранила православие, а монгольское иго сыграло положительную и решающую роль в развитии русской государственности. Завоевание Руси было якобы прогрессивным явлением, поскольку монголы дали Руси хорошее законодательство, внесли большой вклад в развитие русского военного искусства. Как-то забывается грабительский характер походов монголов и, напротив, доказывается, что именно тюрки и монголы, а не западноевропейцы были искренними друзьями и союзниками русских, а сами русские оказываются близким монголам «туранским народом»…

…как-то не хочется считать Л. Н. Гумилева ни серьезным ученым, ни патриотом. Перед нами чистейшей воды фальсификация, написанная с позиций какого угодно народа, только не русского. Вряд ли можно назвать евразийство серьезной идеологической базой для восстановления России и воссоздания СССР. Нельзя восхищаться геноцидом собственного народа и искать в нем основу для его возрождения» (А. Королев).

И наконец, выходим на финишную прямую — автор нам откроет тайну, кто же такой Батый, поскольку в отличие от А. Бушкова у него хан и князь Ярослав абсолютно разные люди. «Кто такой Батый в русской истории? Батый — это наемный иностранный военный специалист высокого уровня, с большим опытом, призванный на Русь для организации регулярной русской армии. Ставка Батыя, согласно выделенному ему наследству, находилась по нижнему течению реки Волги. Контакт и контракт с Батыем осуществлялись через агентов Русской Православной церкви, которую Орда впоследствии всячески поддерживала» (Русский царь Батый). Для начала — русскую регулярную армию создал Петр I, а не какой-то варвар из далеких степей, и хоть это автор должен был бы знать. Наверное, пытливый искатель и этот самый контракт обнаружил, раз вещает об этом с такой уверенностью и даже знает, через каких агентов велись дела. «Поход Батыя на Русь — это, в первую очередь, мобилизация рекрутов для организации армии, затем организация налогообложения на содержание армии». О том, с каким удовольствием русские служили под ханскими знаменами и что при этом испытывали, написано в «Житии Александра Невского»: «Было в те времена насилие великое от иноверных, гнали они христиан, заставляя их воевать на своей стороне. Князь же великий Александр пошел к царю, чтобы отмолить людей своих от этой беды». Про это также есть сведения и в летописях, но просто удивительно, что автор с ними не знаком, выставляя Александра Невского одним из инициаторов создания подобной «армии», он вступает в противоречие с письменными источниками. Мы видим, что князь прилагал все усилия, чтобы русские люди не сражались за чуждые им интересы вдали от Родины, за мусульманина хана Берке, против неизвестно во что и кого верующего хана Хулагу.