– Ты что-то сделал с Пуделем? – спросил я.

– Нет! – рявкнул отец. – Убежал твой пес, вот и все!

Он так заорал на меня, что я испугался. Я понял: отец точно сделал с Пуделем что-то плохое, но что именно – неясно. А спрашивать я боялся. С тех пор я и отца боялся сильнее, чем прежде. Страх этот преследовал меня, пока я не вошел в отроческий возраст: подростком я уже умел постоять за себя.

Родители все чаще ссорились, и отец все больше ожесточался. Особенно к вечеру, потому что к вечеру он брался за бутылку. Если мне случалось чем-то провиниться или просто вывести его из себя, он меня шлепал. Очень сильно и больно. Или поднимал в воздух и тряс так, что у меня чуть голова не отваливалась. Я очень боялся, что отвалится.

Когда отец получил диплом в колледже, он принялся искать работу. В итоге он выбрал себе вакансию на другом конце страны, в Сиэттле, в штате Вашингтон. Мы добирались туда целый месяц – ехали машиной, то есть на нашем черном «фольксвагене-жуке». Я очень любил этот автомобиль. У меня до сих пор хранится снимок, где я, еще мальчик, стою у переднего бампера. В детстве я любил забираться за спинки задних сидений и прятаться там в промежутке перед багажником. Мне нравилось смотреть в заднее окно на небо и представлять, будто я лечу.

С тех пор прошло много лет, прежде чем я смог поместиться в такой тесный закуток.

В детстве я вообще обожал сворачиваться в клубок и прятаться так, чтобы меня никто не мог найти. До сих пор помню и люблю это ощущение – лежишь под грудой вещей, чувствуешь их тяжесть.

Сейчас, взрослым, я люблю наваливать на себя несколько подушек, это приятнее, чем лежать просто под одеялом. Слышал, что такое среди аутистов не редкость. Во всяком случае, когда я втискивался в закуток за спинками кресел нашего «фольксвагена» и сворачивался в клубочек на шершавом сером коврике, я бывал счастлив.

Переезд длиной в месяц был счастливейшим временем в моей жизни. Вокруг не было чужих детей и некому было меня обижать. Мать и отец целыми днями со мной разговаривали. И что самое замечательное, они не ссорились по вечерам. А еще мы все время видели что-нибудь новое и интересное, например, гору Рашмор. Высеченные в скале гигантские портреты президентов меня, конечно, впечатлили, но индейская резервация у подножия заинтересовала куда больше.

– Можно мне повидаться с Дугом? – спросил я.

– Его родители уехали в другую резервацию, не в эту, – печально ответила мать. – Они в штате Монтана, а мы сейчас в Северной Дакоте. Отсюда до Монтаны очень далеко.

Когда мы, наконец, добрались до Сиэттла, то поселились в многоквартирном доме. Детей тут было столько, сколько я никогда в жизни не встречал. Едва я их увидел, как тотчас захотел выбежать из квартиры и со всеми перезнакомиться и подружиться, чтобы быть в общей компании. Но у меня это не получилось.

Вожаком компании был шестилетний Ронни Ронсон. Совсем большой мальчик, почти на два года старше меня. Ронни верховодил остальными, и под его началом вся компания играла в ковбоев и индейцев. Игра заключалась в том, что все носились взад-вперед по травянистой площадке во дворе и кричали: «Вперед, вперед, ковбои старины Ронсона!» Еще они размахивали лассо и стреляли из игрушечных ружей. Просто восторг. Я сразу захотел поучаствовать. Поэтому я вышел во двор и принялся бегать туда-сюда вместе со всеми.

– Ты чего делаешь? – тут же спросил меня один мальчишка. – Ты разве ковбой?

Я удивленно посмотрел на него. Как это так – он ковбой, а я почему-то не ковбой?

– Я тоже ковбой! – заявил я.

– Никакой ты не ковбой, ты мартышка в штанишках! – крикнул он и убежал. Я стоял как вкопанный, а ковбои Ронсона носились туда-сюда и, пробегая мимо меня, всякий раз выкрикивали: «Мартышка в штанишках!»

Никогда они не позволят мне сделаться ковбоем. Я разозлился, и расстроился, и обиделся. Никогда меня не принимают в компанию. И зачем я только живу? Я убежал домой весь в слезах. Мать обняла меня и посадила к себе на колени.

– Что случилось?

– Я не знаю, как с ними подружиться! – прорыдал я. – Ни с кем не получается! Никому я не нужен!

Мать не знала, чем помочь, но погладила меня по голове и успокоила. Я смотрел на ковбоев Ронсона из окна, а потом засел за Чиппи – так я назвал большой трактор, который собирал из деталек «Умного конструктора». Чиппи меня никогда не обижал. С машинками я всегда хорошо ладил, еще с раннего детства.

Пожалуй, наша сиэттльская жизнь пошла как нельзя лучше, хотя подружиться мне так ни с кем и не удалось. Зато дома царили мир и лад. Отец чуть не каждые выходные вывозил нас в поход или на пикник. Он учил меня лесорубному делу и плотницким навыкам. Мы вместе листали книги, например, «Лесную энциклопедию для бойскаутов». До сих пор помню картинки: вот схема, как сделать капкан, а вот рисунок – как правильно перешагивать упавшее дерево.

Я мечтал охотиться на волков и медведей, но пока что мне была по силам лишь поимка змей и лягушек. И я на всю жизнь запомнил, как правильно перешагивать упавшее дерево.

За домом начинался лес. Это меня радовало, потому что в лесу мне обычно было хорошо. Когда меня что-нибудь огорчало, я всегда уходил в лес подумать, а еще – что-нибудь рубил или вырезал, и тогда на душе становилось легче.

Мне казалось, что лес за нашим домом – бескрайняя и густая чаща, хотя на самом деле это был всего лишь небольшой лесок. Родители, как я знал, чащей его не считали: они всегда твердили: «Не ходи за лес, на шоссе». За лесом и правда пролегало оживленное шоссе, трасса «Аврора». По словам родителей, оно шло до самой Аляски.

– Не смей ходить к шоссе, а то кто-нибудь украдет нашего мальчика! – говаривали родители. Мне совсем не хотелось, чтобы меня украли, поэтому я хоронился в чаще.

Не все местные дети влились в компанию Ронни. Некоторых туда не приняли, и постепенно я перезнакомился с этими отщепенцами и неудачниками. Одного из них не взяли в компанию явно из-за крошечного роста. Его звали Джефф Крейн, он был на полгода младше меня, и наши матери подружились, так что мы с Джеффом ходили друг к другу в гости. У Джеффа имелись старшие братья и сестра, но им с нами было неинтересно, поэтому мы играли вдвоем.

Я как старший – мне уже исполнилось пять – знал больше Джеффа, поэтому показывал ему, как строить крепости, как ловить лягушек и какие бывают растения, словом, все те премудрости, какими пятилетний уже владеет, а четырехлетний хочет освоить. Иногда нам удавалось поймать маленькую змейку и посадить в стеклянную банку. Ловить змей нам помогал старший брат Джеффа. Мы обязательно проделывали дырки в жестяных крышках банок, чтобы змеи не задохнулись.

Пообщавшись с Джеффом, я уяснил, что в глазах детей помладше всегда буду своего рода учителем и наставником. Это пришлось мне по душе. Конечно, все дети обычно уверены, будто знают все на свете. Я отличался от большинства тем, что и правда почти все знал. Даже в свои пять я уже разбирался в мире вещей куда лучше, чем в мире людей и людских отношений.