— Госпожа Толуорти… не могли бы вы… не согласились бы вы предоставить мне кров до тех пор, пока я не смогу нормально передвигаться? Позвольте, я объяснюсь. Я не только играю и пою на сцене, но и танцую. Видите ли, если я сейчас нанесу какой-нибудь вред ноге, это может погубить всю мою карьеру.

Я почувствовала, что меня охватывает волнение. Приключение не закончилось. Самый интересный для меня из членов труппы собирается здесь остаться…

Я быстро ответила:

— Я никогда не решусь отказать в помощи тому, кто в ней нуждается.

Она протянула мне руку, которую я пожала. На несколько секунд я замерла, глядя в ее странное, но прекрасное лицо.

— Господь вас благослови! — сказала она. — Пожалуйста, позвольте мне остаться на некоторое время.

— Вы — моя гостья, — ответила я, улыбаясь, и на лице моем явно отразилась радость. — А теперь, — поспешно добавила я, — мне необходимо поговорить с мадам Ламбар. Она, должно быть, сумеет выяснить, что же произошло с вашей ногой.

— Вчера ночью я споткнулась на лестнице, — сказала она.

«Да, — подумала я, — подравшись с Флоретт».

— Скорее всего это простое растяжение. Я все-таки вызову мадам Ламбар.

Я спустилась в холл, где актеры поглощали хлеб с беконом, запивая элем, и сказала:

— Госпожа Мэйн повредила лодыжку. Она не может передвигаться. Я согласилась оказать ей гостеприимство до той поры, пока она не поправится. Вам не следует опасаться за нее: мы обеспечим ей должный уход.

На несколько секунд за столом воцарилось молчание. Флоретт криво усмехнулась, а Жабо уставился в кружку с элем.

Мадам Ламотт встала и сказала:

— Я поднимусь и поговорю с ней. Я отправилась на кухню и сообщила Жанне и Марианне:

— Госпожа Мэйн останется у нас на несколько дней, до тех пор, пока не сможет присоединиться к своим товарищам. У нее повреждена нога.

Лица у них стали радостными. Кухня сразу же преобразилась, даже огонь в очаге засиял ярче.

Приключение еще не завершилось.

* * *

Стояла морозная погода, деревья были покрыты инеем. Мы наблюдали за отъездом актеров и махали им на прощание. Караван медленно двигался по дороге из-за вьючных лошадей. Месье Ламотт, подобно библейскому патриарху, возглавлял процессию.

Я чувствовала себя так, словно смотрю спектакль, разыгрывающийся на сцене. Окончился первый акт, и я благодарила судьбу за то, что не завершилось само представление. Наверху в постели лежала ведущая актриса, и, пока она находилась на сцене, пьеса не могла быть доиграна.

Как только караван исчез из виду, я поднялась по лестнице. Харриет лежала в кровати, по горло укутанная в пледы, ее волосы были разбросаны по подушке. Она улыбалась и чуть ли не мурлыкала; я сразу же подумала, что ее грацию правильнее всего определить как кошачью.

— Итак, они уехали, — сказала она. Я кивнула. Она рассмеялась:

— Пусть им сопутствует удача. Она им понадобится.

— А вам? — поинтересовалась я.

— Мне уже повезло. Ведь я подвернула ногу именно здесь.

— Повезло? — ничего не понимая, спросила я.

— Ну, здесь гораздо уютнее, чем там, на дороге. Хотела бы я знать, где они сегодня найдут ночлег. Боюсь, он окажется не столь удобным, как здесь. К тому же мне никогда не доводилось играть перед такой благодарной публикой, как ваша.

— О, мы так мало разбираемся в пьесах и тому подобных вещах!

— Это многое объясняет, — и она вновь рассмеялась. — Как только я увидела вас, — продолжала она уже серьезно, — я подумала, что мы наверняка подружимся.

— Я очень рада. Надеюсь, что все так и сложится.

— Очень мило с вашей стороны позволить мне остаться здесь. Я с ужасом думала, что с моей ногой дело совсем плохо. Видите ли, ноги необходимы мне, чтобы зарабатывать на жизнь.

— Ну конечно. Скоро вы поправитесь. Я попрошу, чтобы мадам Ламбар осмотрела вашу ногу.

— Это не так срочно.

— Я думаю иначе. Она посмотрит, нет ли перелома, и скажет, какое нужно лечение.

— Подождите минуту. Давайте поговорим. Но я твердо стояла на своем и решила немедленно вызвать мадам Ламбар.

Мадам Ламбар всегда охотно нас лечила. Когда к ней обращались за помощью, она изображала глубокую задумчивость, поджимала губы, склоняла набок голову и начинала говорить какие-то заумные слова.

В хозяйстве Ламбаров было специальное помещение, предназначенное для обработки трав, — комната, наполненная странными запахами, с пучками трав, свешивавшимися с потолочных балок, с очагом, над которым висел котел.

Услышав о том, что одна из актрис повредила ногу и нуждается в помощи, мадам Ламбар пришла в настоящий восторг. Конечно, она придет, не теряя времени. Актеры были чудесные. Как жаль, что они не смогли остаться и дать еще хотя бы одно представление! Даже ее сыновья были восхищены. Они ни о чем другом с тех пор не говорят.

Войдя в комнату, где лежала Харриет, мадам Лам-бар засуетилась, выражая желание оказать помощь незамедлительно. Она ощупала лодыжку, попросила попытаться встать на ногу, а когда Харриет вскрикнула от боли, поставила диагноз:

— Держать в покое, — глубокомысленно заявила мадам Ламбар, — и все будет в порядке. Кость, как я вижу, не сломана. Я сделаю припарку, свою собственную, особую, и обещаю, что уже к завтрашнему дню вам станет лучше. Опухоль невелика. Все будет в порядке, причем очень скоро, я клянусь.

Харриет сказала, что не знает, как ей и благодарить нас всех за помощь.

— Бедная госпожа, — посочувствовала мадам Ламбар, — должно быть, вы страшно расстроены. Все ваши друзья уехали… а вам пришлось остаться.

Харриет вздохнула, но мне показалось, что по ее губам скользнула едва заметная усмешка, означавшая, что она не так опечалена пребыванием здесь, как можно было бы ожидать.

— Алкана, — торжественно произнесла мадам Ламбар. — Она в припарке. Иногда эту траву называют бурачником. Есть бурачник змеиный, а есть полевой, и их целебные свойства несомненны. Это растение творит чудеса.

— Мне оно тоже известно, — ответила Харриет. — Мы его зовем красильницей. Из его сока получается красный порошок, а из него — очень хорошие румяна.

— И вы… пользуетесь ими? — спросила я.

— На сцене, — ответила она, опустив глаза и вновь слегка улыбнувшись. Похоже, она плохо контролировала свои губы. — На сцене приходится выглядеть несколько неестественно, в противном случае те, кто находятся в дальних рядах, ничего не разглядят. Поэтому мы стараемся раскрасить себя поярче.

— Нравится мне слушать об актерской жизни, — вздохнула мадам Ламбар. — До чего же у вас, должно быть, жизнь интересная!