– Все спокойно, но смотрите под ноги. Похоже, это местечко облюбовали бродячие собаки.

Маркус ухмыльнулся:

– Верные друзья. Должно быть, очень любили своего доктора.

Кира кивнула:

– Включай.

Маркус толкнул генератор и медленно покатил его в дом. Кира заметила, что Браун надел маску, и приготовила свою: сбрызнула ментолом сложенную в несколько раз бандану. Если внутри и были трупы, то они давным-давно сгнили, но собаки могли притащить какую-нибудь падаль, не говоря уже о вонючей моче, какашках, шерсти и прочем. Кира обвязала банданой нос и рот, зашла внутрь и увидела, что Маркус, с трудом сдерживая рвотные позывы и стараясь не дышать ртом, поспешно ищет в карманах маску.

– Эх ты, надо было подготовиться, – мягко попеняла Кира и прошла мимо него в заднюю комнату. – Мне вот теперь только мятой пахнет.

Лекарств в комнате было полным-полно, хотя кто-то здесь уже явно побывал: на толстом слое пыли остались следы и отпечатки пальцев. «Наверно, морпехи, – подумала Кира. – Хотя не припомню, чтобы морпехи рылись в лекарствах».

Девушка разделила полку на две половины: одну для лекарств, которые они заберут с собой, другую – для того, что можно выбросить. Интернов первым делом учили сортировать лекарства: у каких еще не вышел срок годности и когда кончится, а какие уже просрочены. Привезти в Ист-Мидоу просроченные лекарства еще хуже, чем притащить сломанную технику, и не потому, что они занимали место, а потому что были опасны. Врачи заботились о здоровье всего человечества. Еще не хватало, чтобы кто-то принял не ту таблетку или просроченные средства попали в грунтовые воды. Так что проще и безопаснее сортировать лекарства на месте. Интернов даже учили, как быть с лекарствами для животных: антибиотик, пусть и для собаки, – это все же антибиотик, а поскольку заводы стоят, островитянам особо выбирать не приходится.

Кира проверяла шкафы, когда вошел Маркус, наконец-таки в маске.

– Фу! Воняет, как в склепе.

– Фактически это и есть склеп.

– И ладно бы только животные, – продолжил Маркус, – хотя, судя по вони, здесь нагадили собаки всего мира, – Маркус открыл дверцы шкафчика и принялся не глядя складывать лекарства на Кирину полку, моментально определяя, что куда. – Нет, самое худшее – это пыль. Уж не знаю, что еще мы здесь найдем, но я точно привезу домой в легких добрые полкило пыли.

– Испытания укрепляют характер, – железным голосом произнесла Кира, подражая сестре Харди, и рассмеялась. – У меня за плечами девять миллионов миллиардов подобных вылазок, интерн. А тебе придется научиться держать себя в руках. Дышать трупной пылью полезно. Это стимулирует почки.

– Вылазки не просто полезны, – подхватил Маркус, передразнивая сенатора Хобба, – они необходимы для выживания всего человечества. Думайте о том, что вы, именно вы пишете новую, великую страницу истории!

Кира расхохоталась, уж очень получилось похоже: Хобб все время талдычил про «новую страницу истории». Как будто нужно лишь писать, и книга никогда не закончится.

– Будущие поколения станут с восторгом взирать на гигантов, которые спасли человечество, – не унимался Маркус. – Разгромили в пух и прах партиалов, навсегда избавили мир от РМ-вируса, сохранили жизни бесчисленных младенцев и… – тут Маркус выдохся, и в комнате повисла гнетущая тишина. Какое-то время они работали молча. Затем Маркус проговорил:

– Знаешь, мне кажется, сенаторы обеспокоены куда сильнее, чем хотят показать, – и, помолчав, добавил: – На собрании они этого не сказали, но ведь наверняка пойдет речь о том, чтобы еще больше сократить возрастной порог для беременности.

Кира замерла с вытянутой к шкафчику рукой и бросила на Маркуса быстрый взгляд.

– Ты это серьезно?

Маркус кивнул:

– По дороге домой я встретил Изольду. Она говорит, в Сенате образовалось новое течение. Они выступают за то, что статистика важнее изучения, мол, незачем искать лекарство, нужно рожать больше детей, и один из них рано или поздно окажется невосприимчив к вирусу.

Кира повернулась к Маркусу:

– Мы уже пытались. По статистике, четыре десятых процента младенцев, то есть один из двух с половиной тысяч, должны рождаться здоровыми. За эти годы появилось на свет в два раза больше детей. Не сработало.

– Я понимаю, что это глупо, – ответил Маркус, – но с сенаторами согласны многие доктора. Увеличение рождаемости им на руку: чем больше детей, тем больше возможностей для исследования.

Кира отвернулась к шкафчику:

– Ну хорошо, допустим, понизят они возраст до семнадцати лет. Изольде семнадцать. И что ей прикажете делать? Она не готова беременеть.

– Найдут донора…

– Это не служба знакомств, – перебила Кира, – а программа размножения. Я слышала, в воду добавляют средства, стимулирующие фертильность[2]. Не удивлюсь, что так оно и есть, – Кира раздраженно брала с полки коробки лекарств, либо откладывая в сторону, либо швыряя в мусорную корзину. – Ни тебе любви, ни свободы, ни выбора; залетела – спасла мир!

– Речь уже не про семнадцать лет, – негромко заметил Маркус и замолчал, уставившись в стену. У Киры от волнения свело живот: она догадывалась, что услышит дальше. – Изольда говорит, в Сенате хотят провести референдум, чтобы понизить возраст беременности до шестнадцати лет.

Кира онемела. Возраст беременности – не рекомендация, а закон. Все женщины, достигшие этого возраста, обязаны были как можно скорее забеременеть и делать это как можно чаще.

«Я думала, у меня в запасе два года, – думала Кира. – Два года, чтобы морально подготовиться, смириться с неизбежным. Теперь они решили сократить возрастной порог. Но я так не могу».

– Идиотизм, конечно, – вздохнул Маркус. – Полный идиотизм и несправедливость. Я могу только догадываться, каково тебе. Согласен, дурацкая идея. Надеюсь, что они сами от нее откажутся.

– Спасибо.

– А если нет?

Кира закашлялась и зажмурилась:

– Не начинай.

– Я лишь хочу сказать, что нам… нужно подумать об этом, – быстро проговорил Маркус, – если закон все-таки примут. Если ты не выберешь сама, они…

– Я же попросила: не надо, – перебила Кира. – Сейчас не то время, не то место и не те обстоятельства, чтобы заводить разговор.

– Я ведь не только про секс, – не унимался Маркус, – я про женитьбу. – Он шагнул к ней, замер и уставился в потолок. – Мы с тобой планировали пожениться с тринадцати лет. Мы мечтали, как вместе пойдем учиться на врачей, будем работать в больнице, поженимся, ты ведь тоже этого хотела…

– Уже не хочу, – отрезала девушка. – Я не готова, понятно? И сейчас не готова, а уж в тринадцать-то лет и подавно не была, – Кира отвернулась к шкафчику, негромко выругалась и направилась к двери. – Мне нужно перевести дух.