В южном конце одной из очаровательных плоских долин, которые расходятся от Пиренеев как лучи от солнца, можно увидеть – если облака не нависают слишком низко – маленькое селение Гу на плоском выступе скалы, на расстоянии полутора тысяч футов над прохладным курортом, который называется О-Шод – «Горячие воды». До начала XX века это селение считалось автономной рес публикой. Это самое маленькое непровозглашенное государство в Европе состояло из двенадцати гранитных домов и примерно семидесяти людей, которыми управлял совет стариков. В ней не было нищих, не было слуг и, к зависти и восхищению путешественников, открывавших для себя эту спартанскую Шангри-Ла[3], никто не платил налоги.

Селение-государство Гу было известно окружающему миру по меньшей мере с XV века, но его жителей оставляли жить своей жизнью и называли их «совершенно изолированным от остального мира племенем, которое сохранило свои простые примитивные обычаи». Пугающе крутая, вымощенная булыжником дорога, которая ведет в селение, была построена менее сорока лет назад. В 2005 году Натали Бару, правнучка одной из женщин, сфотографированных на снимке 1889 года, показала мне сохранившуюся со Средневековья перемычку двери, на которой написано первоначальное родовое имя ее семьи – Барон. Известно, что в XVI веке жил барон де Гу. Возможно, один из его предков, обеднев в результате Крестовых походов, продал эту землю своим крепостным, а они никогда не видели необходимости вступить в одну из тех конфедераций, которые позже образовали провинцию Беарн, а со временем стали частью Франции.

Жители Гу не имели ни церкви, ни кладбища. Когда кто-то умирал, гроб на канатах спускали вниз, в долину. В хорошую погоду живые обитатели селения спускались вниз по горе, чтобы продать молоко и овощи, окрестить своих детей или посмотреть на дам, приезжавших лечиться на воды в О-Шод. После того как в 1850 году с помощью динамита была проложена дорога через ущелье под селением и непрочный деревянный Адский мост был заменен каменным, Гу стало живописным местом экскурсий для нескольких скучающих инвалидов и авторов путевых записок. Без них это селение, вероятно, было бы забыто, как сотни других «автономных республик», которые когда-то существовали на территории Франции.

Гу стало исключением в первую очередь потому, что было достаточно известно. Кроме того, непреодолимые географические обстоятельства сохраняли в нем патриархальные порядки до середины эпохи пара. Однако по сравнению с другими отрезанными от мира маленькими поселениями оно было хорошо связано с внешним миром. Его семьдесят жителей – а некоторые из них, как говорили, отпраздновали свой сотый день рождения – не могли бы сохранить такое крепкое здоровье, будь они полностью отрезаны от мира. В их общем хранилище были шерсть из Барежа и ленты из Испании. Их гены, должно быть, тоже хранили память о путешествиях за пределы селения. Даже последний путь мертвецов из Гу был не таким уж плохим. В высокогорных альпийских деревнях, если человек отдавал богу душу в те шесть или семь месяцев, когда деревня была отрезана от внешнего мира, семья хранила его тело на крыше своего дома под снежным покрывалом, пока весна не отогревала землю. Лишь когда земля оттаивала, тело можно было опустить в могилу, а священник мог добраться до деревни.

Такие впечатляющие места, как Гу, сыграли важную роль в формировании французской нации. Для покупающих открытки туристов с обратным билетом в цивилизованный мир племена были чем-то из далекого прошлого. Чем дальше от города, тем дальше в прошлое. Деревни, стоявшие на окружающей Францию кайме из горных цепей, – такие, как Гу в Пиренеях или Сен-Веран в Альпах, – были национальными парками и резервациями для воображения образованных людей. Их история быстро была забыта, когда дешевизна поездок и национальные газеты уменьшили страну и стерли старые различия между племенами. Во Франции XVIII и начала XIX века селение Гу было во многих отношениях обычной коммуной. В 1837 году экономист Мишель Шевалье после поездки в Восточные Пиренеи и Андорру рассказывал читателям одного парижского журнала: «Каждая долина до сих пор представляет собой отдельный маленький мир, который отличается от соседнего мира настолько же, насколько Меркурий от Урана. Каждая деревня – это клан, своего рода государство со своим патриотизмом. С каждым шагом меняются типы и характеры, мнения, предрассудки и обычаи».

Если бы Шевалье от самого Парижа шел пешком, а не проехал эту часть пути с высокой скоростью в дилижансе по новейшей для того времени дороге, он обнаружил бы, что большая часть страны подходит под его описание.

Чтобы побывать в этих кланах и крошечных государствах, нужно было проделать долгий путь по неизвестной Франции – от городов и поселков до маленьких деревушек и других населенных пунктов, которые трудно отнести к какой-либо категории. Сама Франция покажется куском, почти произвольно выкроенным из Западной Европы. Позже возникли системы и принципы, общие для всей страны, и у ее жителей появилось что-то общее кроме соседства по месту проживания. Но если бы мы в этом пути с начала до конца пользовались указателями, которые поставили на дороге позднейшие поколения, большая часть страны и большинство ее жителей остались бы для нас так же неизвестны, как обстоятельства, при которых возникло селение Гу.

До того как железные дороги отняли у пейзажа четкость, а тех, кто живет среди этого пейзажа, сжали до лиц на платформе и фигур в поле, путешественников часто поражали внезапные перемены в облике местных жителей. Переехав через реку или свернув в сторону на перекрестке, те, кто ехал в карете, могли оказаться среди людей, которые выглядели совершенно иначе, чем прежние, – одевались по-другому, строили дома по-другому, говорили на другом языке и имели другое, свое собственное, представление о гостеприимстве. Цвет глаз и волос, форма голов и лиц и даже то, как местные жители вели себя, наблюдая за проезжающей каретой, могли измениться внезапнее и резче, чем растительность.

Быстрота движения усиливала и подчеркивала эти различия, и тогда границы между племенами часто становились видны с поразительной четкостью. Есть свидетельства, что на левом берегу реки Адур в области Шалос к востоку от Байонны местные жители были рослыми, сильными, сытыми и приветливыми, а на правом берегу той же реки жили тощие, нищие и недоверчивые люди. Климат, вода и пища, давние и новые переселения, соперничество между кланами и необъяснимые различия в обычаях и традициях могли превратить даже крошечный край в лабиринт с нигде не отмеченными границами. Даже цивилизованные, как считалось, части страны были изрезаны этими границами так же сильно, словно провинции какой-нибудь империи после ее падения. По словам Ретифа де ля Бретонна, в Бургундии две соседние деревни, Нитри и Саси, так отличались одна от другой (в Нитри жители были вежливыми, в Саси грубыми), что некий граф де С. «выбрал их специально для того, чтобы иметь возможность видеть значительную часть страны, не уезжая очень далеко (расстояние между деревнями было около 3 миль), и таким образом составить сокращенное описание сельской жизни во всем королевстве». Мать самого Ретифа всегда считалась в Нитри чужой, потому что была родом из деревни, которая находилась на другом берегу реки Кюр, в 10 милях к западу. «Согласно обычаю, ее зятья и снохи не любили ее, и никто в деревне не вставал на ее сторону, потому что она была чужеземкой».