Я поднялась на самый верхний этаж, на котором размещались комнаты всех девочек. У самой Ма имелась небольшая квартирка, оборудованная прямо в доме. Туда можно было попасть непосредственно из холла. Собственная небольшая гостиная, отдельная ванная комната. Комната, которую мы делили с Сиси, расположена между спальнями Алли и Тигги. Я распахнула дверь, и на меня тут же пахнуло привычным запахом краски. Когда Сиси было пятнадцать лет, она, как и многие ее сверстники, тоже пережила период увлечения «готами». Даже вознамерилась выкрасить все стены в нашей комнате в черный цвет. Она бы и выкрасила, но я поставила свое условие, предложив компромиссный вариант – использовать для декора темно-фиолетовый цвет. В ответ Сиси выдвинула встречное предложение. Четвертую стену, ту, возле которой стоит ее кровать, она раскрасит по собственному усмотрению.

Целый день она трудилась взаперти и лишь ближе к полуночи вынырнула из комнаты со слегка остекленевшими от усталости глазами.

– Вот сейчас иди и смотри, – милостиво позволила она мне и повела взглянуть на объем проделанной работы. Я молча уставилась на стену, буквально ослепнув от интенсивности и яркости красок. Основной фон – насыщенный голубой цвет – электрик, по которому там и сям разбросаны пятна ярко-небесной лазури, а по центру – огнедышащий кластер из золотых звезд. Знакомые очертания. Сиси изобразила над своей кроватью созвездие Плеяд. Семь сестер. Собственно, это все мы.

Наконец глаза мои немного адаптировались к пронзительно кричащим цветам. Я даже разглядела некоторые подробности. Например, каждая звезда состоит из множества крохотных точек, напоминающих атомы, которые, объединяясь друг с другом, формируют нечто целое и законченное.

Я буквально кожей почувствовала, с каким нетерпением Сиси ожидает моей реакции на увиденное, тяжело дыша мне в затылок.

– Великолепно, Сиси! – воскликнула я. – Поразительная работа. И как тебе только такое в голову пришло? Надо же было все это придумать…

– Ничего я не придумывала. – Сиси слегка пожала плечами. – Я уже заранее знала, что буду рисовать.

С тех пор у меня было предостаточно времени, чтобы полюбоваться стеной, лежа на своей кровати. И чем больше я разглядывала произведение Сиси, тем чаще находила в нем какие-то новые детали, ускользавшие ранее от моего внимания.

Но вот что странно. Несмотря на то что и отец, и все наши сестры с энтузиазмом восприняли работу Сиси, осыпав ее с ног до головы прочувствованными комплиментами и похвалами, сама она больше никогда не повторила эту свою манеру письма.

– Просто в тот момент на меня снизошло какое-то озарение, – пояснила она мне как-то раз. – Но я уже ушла от этого стиля, и сейчас меня интересуют совсем иные направления.

Однако и сейчас, разглядывая настенное панно, выполненное Сиси двенадцать лет тому назад, я по-прежнему считаю, что это самое вдохновенное и самое прекрасное произведение искусства из всех, созданных моей сестрой.

Я увидела, что мою дорожную сумку уже распаковали. Те немногие вещи, которые я взяла в дорогу, были сложены аккуратной стопочкой на стуле. Я уселась на кровать, вдруг почувствовав некий странный дискомфорт. А ведь в этой комнате, подумала я, нет ничего, ну или почти ничего, от меня самой. Что ж, виновата в этом только я сама. Больше винить некого.

Я подошла к своему комоду и выдвинула нижний ящик. Извлекла оттуда жестяную банку из-под бисквита, в которой когда-то я хранила все свои самые сокровенные и дорогие моему сердцу детские сокровища. Взяв банку, я снова уселась на кровать и открыла крышку. Вынула из банки конверт. Бумага за семнадцать лет хранения в закрытой жестянке стала совсем хрупкой. Пальцы мои осторожно прошлись по ее гладкой поверхности. Потом так же осторожно извлекла из конверта открытку из плотного пергамента, к которой был приклеен совсем уже иссохший цветок.

Поздравляю тебя, моя дорогая Стар. Наконец-то нам удалось вырастить его.

Папа

Я тронула пальцами нежные лепестки, ставшие от времени прозрачно тонкими, словно паутинка. В памяти всплыли картинки давнего прошлого. Красивые соцветия насыщенного темно-красного цвета, скорее даже цвета бордо, которыми одарило нас с папой это растение в пору своего самого первого цветения. Вначале я помогала папе высаживать его в саду, а потом рачительно ухаживала за цветком во время своих школьных каникул.

Иными словами, каждое утро я поднималась ни свет ни заря, когда Сиси еще спала крепким сном. Она вообще у нас большая любительница поспать, особенно с учетом того, что почти каждую ночь ей снятся всякие кошмары, обычно это случается в промежутке между двумя часами ночи и четырьмя часами утра. А потому Сиси продолжала благополучно дрыхнуть, не замечая моих ранних подъемов и отлучек. Папа, как правило, уже поджидал меня в саду. И вид у него при этом был такой, словно он тут провел уже не один час. Вполне возможно, так оно и было на самом деле. Я, еще полусонная, со слипающимися от сна глазами, но тем не менее уже пребывающая в радостном предвкушении того, что именно собирается показать мне отец сегодня.

Иногда это было всего лишь несколько семян, зажатых в его руке. В другой раз он демонстрировал мне какой-нибудь только-только начинавший распускаться росток растения, которое он привез из очередного своего дальнего странствия. Потом мы устраивались с ним на скамейке в беседке, увитой розами. Папа брал в руки старинный том ботанической энциклопедии и начинал неторопливо листать страницы, переворачивая их своими сильными смуглыми пальцами до тех пор, пока мы не находили то место, где подробно описывалось наше с ним сокровище, – откуда это растение родом, в каких местах произрастает и так далее. Мы внимательнейшим образом знакомились со средой его обитания, с тем, что ему нравится и что не нравится, после чего долго и пристрастно обсуждали, где его лучше всего высадить уже в нашем саду.

Сегодня, по прошествии лет, я отлично понимаю, что все наши обсуждения строились по принципу: папа предлагает, а я соглашаюсь. Впрочем, он ни разу не дал мне почувствовать, что авторитарно навязывает свое мнение. Напротив. У меня всегда складывалось впечатление, что мое мнение тоже крайне важно для него и имеет большое значение.

Я часто вспоминаю сейчас одну библейскую притчу, на которую постоянно ссылался отец, когда мы с ним вместе трудились в саду. Согласно этой притче, каждое живое создание должно взращиваться с момента своего появления на свет с заботой и любовью. Вот и растение. Если мы ухаживаем за ним любовно, то оно вырастает сильным, крепким и будет радовать нас в будущем много-много лет.

– А разве мы, люди, не похожи на те же семена? – вопрошал у меня отец, с улыбкой глядя на то, как я поливаю рассаду из своей детской лейки, и отряхивая со своих рук крошки торфяной смеси со знакомым слегка кисловатым запахом. – Ведь нам, как и этим семенам, нужны только солнце, дождь… И конечно, любовь. И больше ничего.

И действительно, при обилии солнца и влаги, да еще и любовно-рачительного ухода, все в нашем саду цвело и благоухало. Эти наши утренние сеансы садоводства вместе с Па Солтом научили меня многому. В том числе и умению терпеливо ждать. Иногда, спустя пару дней после того, как мы с папой высадили в грунт наше очередное растение, я приходила на это место, чтобы проверить, как растение принялось, не пустило ли оно уже новые ростки и побеги, и, не обнаружив никаких признаков роста, а иногда и вовсе находя растение увядшим или даже засохшим, я всегда, помнится, спрашивала у отца, ну, почему оно никак не хочет приживаться на новом месте.