обнаруженные в Терра-Амате остатки древних жилищ. Последние не являлись постоянными. По предположению Люмлея, в каждом из них люди жили не дольше одного – трех дней, занимаясь главным образом изготовлением орудий, о чем свидетельствует обилие отщепов и осколков. Хижины были овальными в плане, имели 8–15 м длины и 4–6 м ширины. Пол был вымощен гальками или же покрыт шкурами. Вдоль стен хижин располагались укреплявшие их основание куски камня. На полу расчищены ямки от столбов и кольев, подпиравших кровлю. В центре каждой хижины на вымостке из галек или в небольшом углублении, вырытом в песке, горел костёр. Вероятно, жилища делались из ветвей и туда проникал ветер. Чтобы защитить костры от потоков воздуха, в частности от северо-восточных ветров, господствующих здесь и в настоящее время, к северо-востоку от каждого очага сооружалась маленькая стенка из камней. /327/

Вполне человеческое общество, не правда ли? Нынешние туристы так же устраиваются. Да и те же археологи недалеко ушли. И я на этом заостряю внимание для того, чтобы при одном из дальнейших примеров было ясно: нет никакой непреодолимой пропасти в разуме между нами и эректусами, несмотря на их маленький мозг. Для своих условий ребята соображали и приспосабливались не хуже, чем это делаем мы в сходных условиях. Тот же Ленин в Разливе примерно так же жил. Разве что на носорога Мерка не охотился, а работу «Государство и революция» писал. Но кто знает – если бы нашим эректусам пищу в шалаш преданный финский большевик приносил, может, они тоже за публицистику взялись бы?..

В-третьих, мы знаем, что ранний ашёль встречается, кроме Африки, на Ближнем Востоке и на Кавказе. То есть эректусы с самого начала были весьма энергичными молодцами, которым одной Африки было мало.

География ашёльских находок широка: они известны в Африке, Передней, Южной и Юго-Восточной Азии. Много их в Южной и Западной Европе – во Франции, Англии, Бельгии, Германии, Италии, Испании, Югославии. В Средней Европе их значительно меньше. В Северо-Восточной Евразии ашельские памятники немногочисленны и относятся ко второй половине ашёля. Приурочены они к южным районам – Кавказ и Предкавказье, Молдавия, Приднестровье и Приазовье, Средняя Азия и Казахстан, Алтай, Монголия. /143/

Кстати, любопытно, но, судя по находкам, к наиболее ранним ашельским памятникам в Восточной Европе может быть отнесено Королёво (Западная Украина), древние слои которого относятся к раннему ашёлю, /143/ древние наши архантропы с самого начала забирались и на относительный для них север. Что ещё раз говорит о том, что климатические условия был вполне для них, африканцев, уютными и на территории Средней Европы.

Складывая всё вместе, приходим к одному предварительному выводу: в путь архантропов гнало не перенаселение, не плохие условиях жизни, не голод и не холод. Значит, причина кроется в самом их обществе. Вероятно, в нём самом существовали какие-то причины для взаимоотталкивания, которые и заставляли их общности делиться и уходить друг от друга.

Каковы могли быть эти причины? Их, собственно, всегда три: жизнь, пища и женщины. Точнее, конкуренция за них. Нежелание делиться. И, следовательно, взаимное разбегание после того, как и то и другое оказывалось поделено и жизнь при этом сохранилась.

Любопытно, что здесь мы подошли к ключевым для понимания всей человеческой эволюции – и содержания этой книги – категориям. А именно – к самым базовым инстинктам, характерным для живых существо на планете Земля. Что это за инстинкты?

Возьмём человека как продукт природы. Его тело, его мозг – следствие длиннейшего ряда эволюционных воздействий начиная ещё с того периода, когда все мы были амёбами в первобытном океане. К чему вели человека эти воздействия? Ответ очевиден: к поиску и нахождению наиболее эффективных способов не быть съеденным, поесть самому и продолжить свой вид.

Миллиарды лет продолжалась эта история – через моллюсков, рыб, земноводных, великолепных динозавров… И через мелких, похожих на крыс мегазостродонов, первых млекопитающих, они тоже записаны где-то в глубинах эволюционной памяти человека. Через лемуров и дриопитеков, через того же эректуса, убегающего от саблезубого тигра…

И все эти непредставимые массы времени все воздействия на организм расценивались только с точки зрения пользы от великой триады потребностей: уцелеть – съесть – размножиться! Понятно, что и человек с его мозгом – такой же продукт длительной звериной эволюции. И, в сущности, человеком, несмотря на мозг его и разум, правят страх, голод и стремление оставить потомство.

Отметим: общество для этого не нужно. Но человек – существо общественное. Значит, на каком-то этапе его эволюции сложились обстоятельства, при которых он ощутил, что в составе общества достичь удовлетворения этих трёх базовых инстинктов надёжнее, нежели в одиночку.

Когда это случилось? А когда в человеке начали проявляться социальные устремления?

А мы это видим: как раз в человеке прямоходящем. Строить вигвам – это уже работа, то есть некое социальное действие. Это уже осознание общности, которая может, имеет право разместиться доме. Значит, мы наблюдаем появление понятия «дом» – опять-таки социальной категории.

Но! Но… Ещё раз: в отличие от диплодоков и мегазостродонов человек существо общественное. Но общество не может и не желает говорить с ним на уровне его инстинктов. Они не являются общественной ценностью – у общества есть свои ценности. Да, стартующие от всё тех же персональных инстинктов, но поднимающиеся над ними и удовлетворяющие уже общественные инстинкты. Если же некоторые особенно близкие к природе особи навязывают обществу свои инстинкты, то оно довольно неприязненно это воспринимает и по возможности такие действия пресекает.

Но это сегодня. А когда это началось? Ну очевидно же – у эректусов и началось! Они демонстрируют первые общественные инстинкты в истории человеческой эволюции!

Да, но если некая общность существует, значит, связывающего её членов больше, чем разделяющего. В ином случае этой общности просто не образуется.

Наконец, ещё одно соображение, которое мы покамест не брали в расчёт. Мы не поговорили ещё о третьем базовом инстинкте – самосохранении. Он заставляет беречь себя, в том числе и объединяясь опять-таки в общности, способные защитить своих членов. Или убегать, если защититься невозможно.

Вот, например, есть замечательная заметка замечательного автора в ЖЖ – действительно Кудесник, какой ник он выбрал, выступающий под именем haritonoff:

Согласно некоторым авторитетным данным, в примитивных сообществах охотников и собирателей смертность от вооружённых столкновений достигала 14 %. Это можно сравнить с потерями СССР в Великой Отечественной войне (население в 1939 году – 168,5 млн чел., около 23 млн чел. – потери в ходе войны, итого 13,7 %), только для наших предков такой