– Это не важно, – прервала его Тейе. – Недостатки царицы затушевываются косметикой, украшениями и правилами этикета. – Она приподняла подол влажного от пота платья и принялась обмахиваться. – Если Исида не прослезится в ближайшие дни, я умру от этой жары. Да, я богиня. Конечно, я могу послать жреца к ее жертвеннику, чтобы он пригрозил ей.

Услышав легкое шлепанье босых ног по прохладным плитам террасы, она умолкла и обернулась. Из сумрака приемной появилась Мутноджимет, младшая дочь Эйе и единокровная сестра Нефертити; она медленно, будто прогуливаясь, направлялась к ним, из одежды на ней не было ничего, кроме золотого обруча на шее и алой ленты, свисавшей с детского локона. В одной руке девушка держала гроздь черного винограда, в другой – маленькую метелку. За ней торопливо семенили два карлика, тоже нагие: один волочил полотенца, другой – красное опахало из страусовых перьев. Завидев царицу, они остановились и принялись оживленно болтать между собой, строя смешные гримасы. Мутноджимет подошла к Тейе и почтительно распростерлась перед ней ниц, потом поднялась и бесцеремонно чмокнула Эйе в щеку.

– День уже давно наступил, – пожурила Тейе, заметив опухшие веки девушки и раскрасневшееся лицо. – Ты проспала все утро?

Мутноджимет смачно раскусила виноградину, потом вытерла сок в уголке рта тыльной стороной окрашенной хной ладони.

– Вчера была вечеринка в доме у Мэя и Верел, потом мы катались на лодках, а потом взяли факелы и до утра бродили по Фивам. Я не заметила, как рассвело. – Она задумчиво жевала виноградину. – Блудницы на улице домов терпимости начали носить ожерелья из маленьких разноцветных глиняных колечек. Думаю, раскрашенная глина будет модной при дворе в этом сезоне. Я непременно должна иметь такое ожерелье. У тебя все хорошо, тетушка?

– Да, – ответила Тейе, стараясь скрыть изумление.

– Тогда Египет счастлив. Пойду, освежусь, пока кожа не пересохла от жары. О боги! Ра безжалостен этим летом!

Бросив ощипанную гроздь на столик, она вяло махнула метелкой карликам и пошла прочь. Тейе смотрела, как плавно перекатывались мышцы на пышных бедрах Мутноджимет, когда та вышла из тени на ослепительный солнечный свет. Карлики рысили за ней, визгливо вскрикивая, и шлепая друг друга.

– Мне жаль мужчину, который женится на ней, – заметила Тейе. – Ему придется стать деспотом.

– Ей давно пора, – ответил Эйе. – В любом случае, после брака Нефертити с наследником короны Мутноджимет окажется слишком близко к трону, и нельзя будет выдать ее замуж за человека, чья преданность семье вызовет хоть малейшие подозрения. Она же будет предана любому, кто возьмет на себя труд развлекать ее.

– Хоремхеб сумел бы совладать с ней, – задумчиво сказала Тейе. – Интересно, что если поженить их? Но не хотелось бы принуждать его. Он хороший военачальник и взятки берет открыто, а не исподтишка, как и подобает сановнику короны.

– Было бы неплохо придержать ее, пока Нефертити и царевич не сочетаются браком, – возразил Эйе. – Есть еще Ситамон, но я уверен, что фараон не отпустит ее до самой своей смерти. Она связывает его с Тутмосом, его сыном, и с его собственным прошлым.

Тейе молча оценила его проницательность и твердость.

– Слишком непочтительно ты говоришь о моем муже, – спокойно упрекнула она.

Он не извинился.

– Я говорю о политической необходимости, – ответил он. – Мы оба отдаем себе отчет, что, если бы царевич был волен предпочесть Ситамон и сделать ее верховной женой, ревность Ситамон к тебе и ее политическая недальновидность могли бы тотчас после кончины фараона низвести тебя до положения безвластной вдовствующей царской супруги. Ситамон не позволила бы тебе принимать участие в управлении, да и сама не стала бы с этим связываться. Аменхотеп может в дальнейшем жениться на своей сестре, но только после того, как верховной женой станет Нефертити.

Они замолчали. Тейе задумалась над его словами. Они с Эйе часто обсуждали эти вопросы, представлявшиеся им упражнением для ума и средством от скуки знойного летнего полдня, но, на сей раз, предметы обсуждения были слишком реальными, а возможные варианты решения жизненно важными. Тейе задумчиво смотрела на бабуинов, возившихся в сухой траве на другом конце сада. Они зевали, время от времени похлопывали друг друга, с удовольствием приподнимая нарядные ошейники и почесываясь, или запускали руки в шерсть друг другу в поисках насекомых.

Наконец Тейе сказала:

– Если что-нибудь случится с Нефертити до того, как будет подписан брачный договор, я бы скорее предпочла, чтобы на ее месте рядом с моим сыном оказалась Мутноджимет, а не Ситамон. Но мы подождем и постараемся не совершать опрометчивых поступков. Да, и убеди ее срезать детский локон и отрастить волосы. Уже четыре года, как она стала девушкой.

Эйе уныло ухмыльнулся:

– Я оставил попытки бороться с ней. Мутноджимет нравится быть не такой, как все. Она любит шокировать тех, кто ниже ее по положению, и дразнить равных себе. Она считает себя законодательницей мод в Фивах.

– И пока ее это развлекает, она не станет играть в более опасные игры. – Поднимаясь, Тейе хлопнула в ладоши, и Эйе тотчас встал тоже. Из полумрака дома выбежали слуги. Тейе протянула брату руки для поцелуя. – Когда буду готова, пришлю к тебе Херуфа. Да живет твое имя вечно, Эйе.

– И твое, моя госпожа.

Несмотря на внешнюю уверенность, которую я всегда выказывала, на самом деле мне не верилось, что этот день когда-нибудь наступит, – подумала Тейе, направляясь к воротам. Завидев ее, носильщики принялись усердно кланяться. – Аменхотеп свободен. У Египта есть наследник короны, а все остальное – всего лишь детали. Это моя величайшая победа, и я счастлива.

Переданный Тейе приказ об освобождении сына облетел дворец и казармы, как дуновение пустынного ветра. Уже через три дня после оглашения радостного известия Аменхотепу предстояло направиться в Мемфис во всем великолепии, подобающим наследнику престола. Замерщики доложили, что за эти три дня уровень воды в Ниле немного поднялся, и люди, столпившиеся на пристани у дворцового причала в надежде хоть краем глаза увидеть царевича, чье появление было сродни внезапному обретению слухами плоти, испытывали одновременно облегчение и радостное возбуждение. Тейе восседала на своем эбеновом троне под изысканно украшенным балдахином, над ней медленно покачивались опахала. Рядом сидела Ситамон в желтом одеянии, перья короны, которую она носила по праву верховной жены, подрагивали в такт ее дыханию. В ожидании царевича Эйе прохаживался между позолоченной ладьей «Сияние Атона» и строем солдат, истекавшх потом. Мутноджимет, закутанная в белый лен и ярко накрашенная, что помогало защититься от солнца, уныло щелкала хлыстом по финиковой пальме, у ее ног пыхтели карлики, будучи не в силах препираться на такой жаре.

Из Карнака прибыла небольшая группа жрецов под предводительством Си-Мута, второго пророка Амона. Жрецы держали систры и благовония, готовые ускорять путь царевича своими молитвами. Покосившись на торжественное лицо Си-Мута, по которому струился пот, Тейе вдруг ощутила острую тоску по умершему от лихорадки брату Анену, который еще год назад был вторым пророком Амона.