рядом, что отклика ждёшь…

В разных точках земли, временных измереньях

Мы от скуки тягучей, душевной тоски,

Осторожно, как в воду, вошли в откровенья.

Оказались вдруг ближе касанья руки.

Кто я, что я – годами заброшено было.

Кто ты, что ты – кому и зачем объяснять?

Трудно вспомнить, что душу мою разбудило.

Что тебя зацепило во мне – не поймать.

И теперь перед явью растеряны оба.

Лесом-ельником прошлое, нету пути…

Ты окликнул меня в полушаге от гроба.

Оглянулась – и взор не могу отвести.

Март сияет и брызжет, и стрелочки-льдинки

Превращаются в слёзы, и хочется жить.

И я вижу того, что не сбудется, снимки.

Может – будет? Пока невозможно судить…

Иль спрятаться в сердце

Хочу быть на шее твоей – медальоном,

Горошиной, крошкой в глубоком кармане,

Иль в краешке глаза слезинкой солёной,

Иль спрятаться в сердце, где всё без обмана.

Ты всё опасаешься, что потеряешь,

Что выронишь чашу – она разобьётся…

Ты словно идёшь до овражного края,

Где пропасть, дыша, пред тобой развернётся.

Но сколько б она ни текла, ни змеилась,

Я (видишь?) незримо к тебе прилетела.

И птицей на руку к тебе опустилась.

Ты чувствуешь тёплое, в пёрышках, тело?

Рукою взмахнёшь – улетаю на ветку…

Поверить, Фома, не желаешь, не можешь…

И, словно Адам, ощущаешь нередко

Нехватку ребра где-то слева, под кожей…

Печалишься?

Ты думаешь, что вырваться легко

Из лап когтистых медного дракона?

Мне на душу письмо твоё легло,

И каждая слезинка в нём – знакома.

Дракон мой дремлет, кажется, что спит.

Брожу вокруг и цепью громыхаю.

Его бессмысленно о жалости просить.

С ним рядом вянет всё и засыхает.

Он любит музыку гремучую цепей.

И наслаждается чужим томленьем тесным.

Моя душа? Печалишься о ней?

Она жива, питается небесным.

Ну, хочешь, – серой птицей обернись,

И упади ко мне на грудь – погреться…

И ощути, как утекает жизнь

Из моего, пока живого, сердца…

Мосты

Голуби воркуют на балконе.

Дальние сияют купола.

А душа, тюремный вор в законе,

Разбирает старые дела…

Вырвалась как будто на свободу,

Сзади шлейф ошибок, нехорош…

Кажется – ни воли и ни ходу,

За спиною кто-то точит нож…

…Солнышко играет, небо стынет.

Золотые светятся кресты…

Ждут меня туманные, пустые,

Гулкие, тревожные мосты.

И по ним, холодным и безлюдным,

От оплетших душу липких пут

Я уйду… Но буду ль неподсудна?

Даже если жёсток личный суд?

Ждут меня твои ладони

Я знаю – ждут меня твои ладони.

Твое тепло, и я к нему прильну…

Но от отчаянья душа незримо стонет:

Иду долиной, вижу пелену.

За нею ждет привычный и нелепый

Мир из чудовищных строений и мостов…

Из компромиссов лживых прочно слеплен,

И полон возмущенных голосов.

Живут в его глубоких переулках

Пустые ужасы, живые миражи…

Шаги невидимых – чуть слышно или гулко…

В нем невозможно постоянно жить.

Я сотни раз оттуда убегала,

Но возвращалась, как бродячий пес.

Нет сил моих. Немыслимо устала…

Но верю, что пройду его – насквозь.

И пусть душа сжимается и стонет,

Пройду я сквозь густую пелену.

Я верю – ждут меня твои ладони.

Твое тепло. И я к нему прильну.

О надежде

Всё кончено – себе я повторяю.

Но почему надежда не умрёт?

Оброненные ключики от рая

Она в ладошку лёгкую берёт.

Играет ими – ободки сверкают,

И, улыбаясь, и прячет их в карман.

Известна тайна ей. Но как узнать – какая?

Быть может мысль «всё кончено» – обман?

Ей ведомо далёкое отсюда.

Глядит – и брызжут лучики из глаз,

Как будто видится ей радостное чудо…

Мне не увидеть. Мой не пробил час.

Но верю ей. Она не подводила.

…Увижу, может быть, – всё выжжено дотла.

Я стала нищею, гонимой и немилой.

И – страшную свободу обрела.

Надежды луч

Надежды луч, как золотая шпага,

Пронзает яблоки сомнений и отрад.

Любить безмолвно – высшая отвага,

Когда любой учитель, а не враг.

Себя отдать без сожалений в рабство

Тому, кто власть неправедно купил.

Копя в смиреньи высшее богатство,

На поиск смысла не жалея сил.

Когда иссякнет дней и боли мера,

Поражена всесилием своим,

Плиту над погребом легко откроет вера,

И Божий Лик появится над ним…

Когда со всех сторон обложат

Когда со всех сторон обложат,

Когда невмочь дышать и говорить,

Одна лишь мысль: «Помилуй меня, Боже!».

И высветится, крепче стали, нить.

И выведет, дрожа, звеня, из мрака,

И – вытащит из чёрной глубины.

Пусть спазмы в горле. Но не надо плакать.

От слёз на тропах камни не видны.

Бог выведет! Стремительно иль тихо, -

Не в этом суть. В движении вперёд.

Сухою шелухою снимет лихо,

И в город белокаменный введёт.

Душа бредёт сквозь стыд и воздыханья,

Закутавшись в худое пальтецо,

Храня, как драгоценность – покаянье,

И долу приклонив своё лицо.

Неся, как груз, свои густые мысли,

Неснятый долг и жалость, рабский труд,

С мечтой о жизни непорочно-чистой,

Которую нелепостью зовут.

Мне говорят – не торопиться

Мне говорят – не торопиться.

Не приговаривать, скорбя.

Мол, ни побег, ни власяница

Не для тебя, не для тебя.

Мне говорят – иди по краю.

Не отходи, не упади.

А я от страха замираю,

Стена тумана впереди.

Не прыгну в пропасть, но от бездны

Рвануть не в силах я пока.

Мои стенанья бесполезны,

И крест, вздохнув, кладёт рука…

Молюсь, молюсь без утешенья,

Оставленная средь беды.

Но вижу часто рядом тень я,

И чьи-то легкие следы.

И в грудь вселяется отрада.

Лелею тихую мечту,

Что, если в пропасть буду падать,

Меня поймают на лету…

Что впереди?

За мною вздыбились деревья,

И впереди – болот огни.

Вкруг – тени, страхи. Всё же верю,

Что обойдут меня они.

И упадут глухие чары,

И будет путь назад открыт.

И впереди – не топи, гари,

А просто луг, росой залит.

Страдания и искушения

Развеются, как чёрный