Среди общего гама молодой рыжеволосый верзила встал на ноги, раскачиваясь из стороны в сторону, с высоко поднятой кружкой эля в руке.

— Хватит про троллей, а то эти россказни привлекают всякую нечисть, — загремел он весело. — А такой гадости Свен Гуннарсон не потерпит ни на одной крыше, под которой он пьет!

И ударив кружкой по голове проходящего мимо товарища, шатающейся походкой направился к крыльцу. Вслед ему послышалось хихиканье и улюлюканье, и собаки побежали за ним в надежде на крысиную охоту. Бьярни и Эрик тоже последовали за ними, Бьярни все еще держал Хунина за ошейник, чтобы тот не носился со своими сородичами, пока рана не плече не заживет.

На улице бушевал ветер, и земля то высвечивалась, то погружалась во мрак, когда мчащиеся тучи высвобождали луну и снова глотали ее в неистовом беге, гонимые порывами ветра и дождя. На коньке крыши виднелись темные фигуры, которые изредка освещала луна. А внизу, во дворе, люди казались гораздо пьянее в танцующем на ветру пламени соснового факела, который кто-то принес из зала. В его красновато-коричневом свете Бьярни увидел Свена Гуннарсона, взбиравшегося по спинам друзей на крышу — с этой стороны дома она спускалась чуть выше человеческого роста. В следующее мгновение он залез на вересковое покрытие и, держась за туго натянутые веревки, сдерживающие солому во время бури, вскарабкался на конек крыши.

Высоко на фоне лунного неба навстречу ему поднялась одна из темных фигур, немного наклонилась и протянула руку.

Бьярни так и не узнал, был ли Свен Гуннарсон настолько пьян, что на самом деле представил себе троллей на крыше, или же прекрасно понимал, что это его товарищи, которые поймали крысу в амбаре и бросили ее в дымоход, чтобы оживить вечер.

Кажется, выпив, любую причину он считал подходящей для драки. С неистовыми криками он карабкался по крутому склону крыши к поджидавшей его фигуре и, оттолкнувшись что есть мочи, кинулся к ее ногам, пытаясь повалить. Фигура стала брыкаться с дикими воплями; Бьярни показалось, что кто-то рассмеялся. Свен ухватился за лягавшую его ногу, и две фигуры слились в один темный клубок ног и рук, а потом вновь распались, упав на колени по обе стороны конька, опустив головы и не размыкая рук.

С крыши и с освещенного факелом двора товарищи подбадривали их криками. С очередным шквальным порывом ветра и дождя луна скрылась в ночной тьме, и, когда она вновь появилась на небе, они стояли на ногах, пытаясь скинуть друг друга вниз, словно два борющихся медведя, раскачиваясь из стороны в сторону. Вдруг Свен упал на колени, но смог увернуться от удара противника и вскочить на ноги, пока тот сообразил, что к чему.

Это была славная драка, но продлилась она недолго и закончилась совершенно неожиданно, когда порыв ветра взметнул огромный столб дыма и искр из дымохода, который заволок всю крышу и драчунов. Даже зрители во дворе закашлялись и стали отплевываться; а Свен, ослепнув от удушливого дымного облака, потерял равновесие и, поскользнувшись на вересковой крыше, влажной от дождя, скатился вниз, отчаянно пытаясь уцепиться за что-нибудь.

До земли было невысоко, но, неуклюже падая с растопыренными ногами и руками, он сильно ударился локтем. Бьярни, стоявший ближе всех, услышал резкий, неестественный треск сломанной кости.

Вдруг наступила тишина, и посреди нее, в свете соснового факела, Свен Гуннарсон лежал на правой руке, странно согнутой между локтем и плечом. Когда товарищи обступили его, он сел и медленно встал на колени, а потом и на ноги, держась левой рукой за правую. Его противник соскользнул с крыши и подошел, все еще кашляя и отплевываясь от дыма. Кто-то хотел поддержать Свена, но тот отстранился — вроде бы он вполне уверенно держался на ногах и совсем протрезвел.

— Если кто-то дотронется до меня, — проскрипел он сквозь зубы, — убью.

И он направился к яркому свету, падавшему из двери на крыльцо.

Он вернулся в зал, остальные не отходили от него ни на шаг, но не смели протянуть ему руку, пока он не подошел к своему месту на скамье и резко сел, как будто ноги подкосились.

Кто-то шел сквозь толпу, покачиваясь из стороны в сторону; Бьярни показалось, будто все отхлынули назад, чтобы пропустить его, хотя никто не промолвил ни слова.

— Что за глупые игры вы тут затеяли? — спросил голос, порывистый и решительный, как и сам говоривший. Онунд Деревянная нога стоял посреди почтительно расступившейся толпы, вперив лисий взгляд желтых глаз в неподвижную фигуру на скамье.

— Не игры, а битву с троллями. Их шерсть до сих пор торчит у меня в глазу, — ответил Свен.

— Он упал с крыши и сломал руку, — вмешались другие.

— Ясно, — сказал Онунд Деревянная нога, — к тому же руку, которой он держит меч. Видно, богиня ненастной погоды позаботилась об этом… Что ж, сделаем все возможное…

Эйвинд с Востока, увидев, что пострадал не его человек, вернулся к игре в шашки со своим братом Трондом. Все стали звать Хогни Костоправа, и словно из-под земли возник волосатый, уродливый, как тролль, человек с короткими руками, а за ним мальчик с плоскими деревяшками и полосками чистой ткани.

Онунд сел на скамью рядом со своим воином, выставив перед собой деревянную ногу, и ухватил его за плечи — Бьярни показалось, что совсем легонько, пока не увидел, как напряженные мышцы, словно натянутые веревки, выступили на руках капитана, когда костоправ принялся за работу.

Хогни, слегка нахмурившись, выпрямил поврежденную руку, потягивая и поворачивая ее в разные стороны. Свен не то что побледнел, а стал грязно-желтого цвета, он плотно сжал рот и со свистом выпускал воздух из расширенных ноздрей. Бьярни слышал, как скрипели кости. Он никогда еще не видел близко, как вправляют кость, и ему было интересно. Казалось, целую вечность Хогни Костоправ ощупывал перелом, пытаясь увидеть и почувствовать его своими руками. Наконец, одно резкое движение, и все закончилось; пот, струившийся по лицам всех троих, блестел в свете факелов, а рука Свена вновь стала более-менее прямой. Не выпуская ее, человек-тролль взял деревяшки у мальчика и наложил их на руку, крепко перевязав полосками ткани. Проступили капли крови, совсем немного, кость почти не разорвала кожу. Когда с этим было покончено, и Онунд расслабил руки, костоправ скрутил из полосок петлю и завязал ее вокруг толстой шеи Свена, чтобы перенести на нее вес руки.

Онунд встал и сурово посмотрел на рыжеволосого верзилу:

— Эх ты! — упрекнул он. — Теперь нам все лето будет не хватать одного человека на веслах и в дружине! — Но голос его был не таким резким, как слова.

Остальным членам команды «Морской ведьмы» он сказал:

— Напоите-ка его хорошенько и уложите спать в коровнике.

И Эйвинду, только что взявшему шашку с доски:

— Он не годится ни для боя, ни для охоты, пока рука не заживет. Ты дашь ему место у своего очага до конца лета, пока я не вернусь?

Товарищи заставили Свена Гуннарсона выпить полную кружку эля, прежде чем отнести его в хлев. Если б его внесли в зал, словно девицу в обмороке, это бы его опозорило, но нет ничего постыдного в том, чтобы напиться до полусмерти и позволить другим вынести себя из зала. И все вернулись к своим прежним занятиям.