У саперов в окружении была задача — хранить и сберегать мины, чтобы можно было на ходу подбрасывать не только под танки, но и под пехоту. Те мины, что остались, не взорвались — взять с собой и в следующем бою подложить, потому что снабжения у нас никакого, естественно, не было. Мы даже использовали немецкие мины: они такого же типа, нажимного или натяжного действия.

— Под Киевом вы по-прежнему были полковым инженером. Расскажите подробнее об организации обороны, с точки зрения инженера.

— Дивизия занимала оборону в районе города Бровары и села Зазимье, прикрывала шоссе Киев — Чернигов. Шоссе было вымощено брусчаткой, его еще крепостные строили, и сейчас, наверное, оно цело. Наша задача была не дать черниговской группировке немцев через Дарницу прорваться в Киев. Фронт у дивизии был широкий, 5 километров. Я скажу, что командующий армией сам несколько раз водил дивизию в контратаки.

— Вы лично это видели?

— Видел, как не видел? Дивизии были очень маленькие, потрепанные, вы же сами знаете. Некоторые два полка имели, в некоторых вместо артиллерийского полка всего дивизион или два дивизиона. И Кирпонос людей в атаку водил, и член Военного совета водил, я сейчас не помню, кто тогда был.

— При взятии станицы Чернышевская в вашей дивизии были применены термитные шарики. Что это такое?

— Да, там первый и единственный раз мы их использовали. Термитный шарик размером как грецкий орех буквально, не больше. Каждый боец имел запасную противогазную сумку, накладывал туда штук 20–30 шариков. Термитный шарик хорошо прожигал броню, у него была очень высокая температура горения.

— Если он был так эффективен, почему его дальше не использовали?

— Была принята конвенция о запрещении подобного оружия, союзники потребовали. Велика была опасность, что такое оружие все начнут использовать.

— Под Сталинградом в вашем батальоне были женщины. Как они попали в саперы?

— Это был период, когда пополнения приходило очень мало. И женщины, видимо, сами писали рапорты в военкоматы, где проходили определенные курсы за месяц-два, и их направляли в инженерные войска. Нам нужны были саперы, минеры — поэтому учили женщин. У меня они были бойцами в ротах батальона, часть из них была медсестрами, другая часть саперами. Они хорошо минировали и разминировали, знали инженерное дело, я вам скажу, на зубок.

Женщины изучают военное дело гораздо лучше мужчин. Может быть, они более прилежные, к кропотливой работе склонные? Я ведь с ними тоже занятия на фронте проводил. Время есть — где-то чуть вдали от фронта в овраге я им начинаю рассказывать, как мины устанавливать и снимать, с детонатором обращаться и так далее. Женщины были очень исполнительны. В каждой роте было их по 5–6 человек, не больше. У меня иногда сердце кровью обливалось — женщину на переднем крае держать. Женщина есть женщина, в тылу за 2–3 километра от передовой она играет большую роль — перевязывает, на кухне работает. А на переднем крае с автоматом ходить — это не женское дело, хотя и такое бывало.

У нас были муж с женой, его хотели отправить в артиллерию — он не пошел. И жена отказалась уйти с передовой, хотела быть с мужем. Причем женщины играли еще одну очень большую роль: ребята видят, что женщина идет хорошо, ну как они будут отставать?! Не отставали. Мне даже представить трудно, что побуждало женщину с переднего края не уходить. Взять хотя бы Галину Юрченко[8]— ведь с первых дней войны она была на передовой, тыла и не знала.

Была еще у нас такая Галина Повод[9], ее наградили орденом Ленина, — тоже с передовой не уходила. Больше 120 бойцов вместе с их оружием, обмундированием вытащила! Это психология русской женщины, ее душа. Галине Повод было 20 лет, когда она была ранена в живот. Однажды она спасла жизнь другой девушке — отдала кровь, а потом, когда сама Галина была ранена, та спасенная ею девушка тоже сдала кровь.

— Чем-то особенным отношения мужчин и женщин на войне отличаются? Были походные жены?

— Это было, но эпизодически, не повсеместно. В полках и в каждом батальоне были девушки, но бойцы и командиры все были предупреждены — вплоть до штрафного батальона, — чтобы к ним никаких приставаний не было. Когда пара официально подает рапорт командиру дивизии, он по штабу проводит приказом: ты муж, она жена. Тогда все законно, а так — боже упаси. У меня в батальоне тоже были девушки, но я всех строго предупредил: голову оторву, если будут безобразия. Нельзя, хотя и говорят, что война все спишет!

— Женщинам-саперам какие-то послабления по службе были?

— Какие могут быть послабления? Единственное, я им разрешал куда-нибудь в село сходить помыться на пару часов. Долго ли котелок воды вскипятить? Конечно, женщины не то что мужчины. Мужчины и в холодной воде помоются, мы иногда зимой мылись холодной водой. Женщина — особый человек, причем хрупкий человек, поэтому отказать в этом я как командир батальона не имел права. Да и командование дивизии тоже шло навстречу…

— У вас были собаки-истребители танков?

— Когда закончилась Сталинградская эпопея, мне предложили взять роту собак. Собаки были обучены, а собаководов не было, и я выделил 10 человек, чтобы собаки привыкли к ним. Собаку несколько раз покормишь, она уже к тебе привыкает. Прибыли они суток через 5–6 в батальон. Что мы делали? Привязываешь к спине собаки четырехсотграммовую толовую шашку, взрыватель. Она знает, что должна на гул работающего мотора лезть. И вот она бежит, а танкист не видит ее; ближе к танку — она ползком ползет, и под мотор. Антеннка, которая чеку выдергивает, зацепилась — чеку выдернула, танк взорвался, собака погибла. Тут уже без жертв не обойтись. Они у меня примерно с месяц были, мы примерно полтора десятка танков уничтожили при помощи собак.

— Вы собственными глазами это видели?

— Я обязан был это видеть, потому что я на переднем крае, заместитель по политчасти тоже на переднем крае. Мы смотрим — правильно или неправильно собаковод действует; мы же тоже им оценку давали, ошибки были. Это было, когда мы стояли в обороне под Ворошиловградом.

— Как вы в целом, как сапер, оцениваете их эффективность?

— Я высоко оцениваю, это было правильно. Если бы мы их имели с первых дней войны, мы бы потери имели меньше и в пехоте, и в технике.

— Как вы применяли фугасы направленного действия?

— Это очень просто. Идет оборона, мы знаем, что в ближайшие день-два немцы перейдут в контрнаступление. Мы закладываем в узких местах, в дефиле, фугасы, противотанковые мины направленного действия. Когда немецкие танки идут, мы подрывной машинкой взрываем. Вот это направленность действия.