Шрифт:
Интервал:
Закладка:
И дон Априле вызвал мужа на ковер. Очень тактично объяснил ему, что вмешивается в его семейную жизнь только потому, что ситуация может выйти из-под контроля и отразиться на бизнесе. Посоветовал Томми сразу убить жену или развестись с ней, но прекратить побои. Томми заверил его, что такого больше не повторится. Но дон ему не поверил. Он заметил в глазах Томми особый блеск, блеск свободы. По разумению дона Априле, блеск этот был одной из величайших загадок жизни. Он свидетельствовал о том, что человек будет делать то, что считает нужным, невзирая на последствия. Великие люди вступали в союз с ангелами, идя на огромные жертвы. Злые — жаждали утолить свои прихоти, зная, что за это им придется гореть в аду.
Так получилось и с Томми Лиотти. После разговора с доном прошел почти год, и язычок Лизы все сильнее хлестал мужа. В результате, несмотря на предупреждение дона, несмотря на любовь к жене и детям, Томми так жестоко избил Лизу, что она попала в больницу с переломанными ребрами и пневмотораксом.
Используя свои политические связи, Томми огромной взяткой сумел подкупить одного из судей. А потом уговорил жену вернуться к нему.
Дона Априле случившееся разозлило, и он решил, что пора принимать меры. Прежде всего ознакомился с некоторыми практическими аспектами. Достал копию завещания Томми и выяснил, что тот, как и положено хорошему семьянину, оставлял все свое состояние жене и детям.
Так что Лизе предстояло стать богатой вдовой.
А потом послал к Томми спецкоманду с особыми инструкциями. Неделю спустя посыльный принес судье длинную коробку, перевязанную лентами в которой, словно дорогие лайковые перчатки, лежали отрубленные по локоть руки Томми Лиотти, одна с дорогим «Ролексом» на запястье, несколько лет тому назад подаренным доном в знак особого расположения. На следующий день тело нашли в воде неподалеку от моста Верразано «Мост Верразано-Нэрроуз построен в 1959–1964 гг., соединяет районы Нью-Йорка Бруклин и Ричмонд у входа в Нью-Йоркскую гавань. Назван в честь итальянского мореплавателя Джованни ди Верразано, служившего французскому королю Франциску I, который в 1524 г, исследовал Атлантическое побережье Северной Америки и, по некоторым сведениям, открыл Нью-йоркскую гавань.».
От другой истории по коже пробегал холодок.
Такое случается, когда читаешь хороший рассказ о привидениях. Когда дети дона уже учились в частных школах, один молодой и талантливый журналист, сделавший себе имя на неизвестных подробностях жизни знаменитостей, отыскал их всех и втянул во вроде безобидный разговор о всяком и разном. Журналист весьма остроумно высмеял их наивность, школьную форму, юношеский идеализм, стремление сделать мир лучше.
Всему этому он противопоставил репутацию их отца, хотя и указал, что дона Априле никогда не признавали виновным в совершении преступления.
Статья получила известность, ею зачитывались в редакциях газет и журналов еще до публикации.
О таком успехе мечтал любой журналист. Она нравилась решительно всем.
Журналист любил жить на природе и каждый год с женой и двумя детьми уезжал в охотничий домик, который купил в штате Нью-Йорк. Поохотиться, порыбачить, отдохнуть от цивилизации.
В тот год они поехали на длинный уик-энд по случаю Дня благодарения «Национальный праздник США, ежегодно отмечаемый в четвертый четверг октября. Посвящен первому урожаю, собранному пилигримами из Плимутской колонии в 1621 г, после голодной зимы. Впервые отмечался при президенте Дж. Вашингтоне 26 ноября 1789 г. В 1863 г, президент Линкольн объявил его национальным праздником и нерабочим днем.». В субботу охотничий домик, расположенный в десяти милях от ближайшего города, загорелся. Помощь подоспела лишь через два часа. К этому времени от домика остались головешки, а от журналиста и его близких — обугленные кости. Пресса, конечно же, подняла крик, полиция провела тщательное расследование, но не обнаружила никаких следов поджога. И вынесла заключение, что погибшие отравились дымом и не смогли выбраться из горящего дома. Дело закрыли.
Но самое интересное началось позже. Через несколько месяцев после трагедии поползли слухи. Анонимы извещали ФБР, полицию, средства массовой информации о том, что пожар стал местью небезызвестного дона Априле. Пресса, естественно, потребовала провести повторное расследование. Его провели, с тем же результатом. Однако пусть доказательств причастности дона Априле к смерти журналиста и его семьи не нашли, история эта стала еще одним подтверждением жестокости дона.
В данном случае общественное мнение полностью разошлось с мнением властей. Последние нисколько не сомневались, что дон тут ни при чем. Все знали, что мстить журналистам не имеет смысла. Их пришлось бы убивать тысячами, но проку от этого не было бы никакого. И дон слишком умен, чтобы идти на такой риск. Однако история эта не канула в Лету. Некоторые агенты ФБР высказывали предположение, что дон сам способствовал появлению этого слуха. И не давал ему умереть. В назидание новым поколениям писак.
Дона отличала не только жестокость, но и щедрость. Тот, кто служил ему верой и правдой, богател и мог ничего не бояться в этом тревожном мире. Дон щедро награждал, но карал беспощадно. Таким его знали и друзья, и враги.
После встреч с Портеллой и Силком дон Априле перешел к последнему этапу перехода на заслуженный отдых. Он вызвал в Америку Асторре Виолу, положив конец его одиннадцатилетней ссылке.
Ему требовалась помощь, и он знал, что Асторре в полной мере подготовлен для того, чтобы выполнить стоящие перед ним задания. Дон симпатизировал Асторре, выделяя его среди своих детей. Даже ребенком, не по годам общительный, Асторре всегда был лидером. Он любил дона, но не боялся его, что иной раз случалось с остальными детьми. В десять лет Асторре уже однозначно выражал свою независимость от двадцатилетнего Валерия и восемнадцатилетнего Маркантонио.
А когда Валерий, тогда курсант военного училища, попытался задать ему трепку и поставить на место, незамедлительно дал отпор. Маркантонио относился к племяннику куда как дружелюбнее и купил ему первое банджо, чтобы поощрить его увлечение пением. Асторре принял подарок с достоинством, вежливо поблагодарив, как и положено у взрослых.
Кому Асторре подчинялся, так это Николь. Она была на два года старше, но относилась к нему как к кавалеру, чего он, собственно, и требовал от нее с самого детства. Он безропотно выполнял все ее поручения, она слушала итальянские баллады, которые он ей пел. И била по щекам, когда он пытался ее поцеловать. Ибо с раннего детства Асторре влекла женская красота.
А Николь росла красавицей. Большие темные глаза, чувственный рот, нервное лицо, на котором отражались все эмоции. Она набрасывалась на любого, кто пытался доказать ей, что живет она в мужском мире, где женщина — существо второго сорта и должна знать свое место. Она чуть не плакала из-за того, что физически слабее своих братьев и Асторре, что может добиваться своего не силой, а красотой. Но при этом она не знала страха и цепляла всех, даже своего отца, несмотря на его репутацию.
После смерти жены, когда дети еще не подросли, у дона Априле вошло в привычку проводить один летний месяц на Сицилии. Он любил размеренную жизнь своей родной деревни, неподалеку от города Монтелепре, там ему принадлежал дом, когда-то загородная резиденция графа, которая называлась Вилла Грация.