— Избавьте меня от этой душещипательной чепухи, — язвительно бросил он. — Она, вероятно, сошла с ума, и ее выпустили из какой-нибудь психушки. Любой, у кого есть претензии к медицинскому учреждению, жалуется на него по соответствующим каналам.

По дороге в полицейский участок Бет думала почти так же, как и Лонгхерст. Но хотя Сюзанна не сделала ничего, что заставило бы Бет изменить о ней свое мнение, она автоматически начала защищать ее.

— Может быть, она так и поступила, но никто не стал ее слушать, — парировала она. — Посмотрите на себя, инспектор Лонгхерст, вы сидите здесь, попивая свое пиво, и убеждены в том, что эта женщина — ничтожество только потому, что она плохо одета. Помяните мои слова, найдется дьявольски убедительная причина, по которой она сделала это.

Он рассмеялся в ответ.

— Я еще не встречал никого, у кого была бы веская причина для недовольства и кто не горел бы желанием поделиться ею, в стихах или прозе. Она же не сказала ни слова, даже не заплакала.

Они вяло спорили еще некоторое время, и, к своему удивлению, Бет решила, что инспектор — странный и даже забавный человек, но отнюдь не фанатик. Он высказывал радикальные взгляды: что ворам, например, следует отрубать руки, а педофилов — кастрировать, молодых правонарушителей — сечь розгами, но, поскольку некоторые клиенты Бет вызывали у нее похожие мысли и чувства, да и говорил он все это насмешливым тоном, она перестала возражать и только смеялась вместе с ним.

— Знаете, Сюзанна Феллоуз не произвела на меня впечатления душевнобольной, — в конце концов заявила она. — Может быть, она выглядит несколько простоватой, но в ней чувствуется нечто утонченное, я бы сказала, рафинированное. Кроме того, у меня какое-то странное чувство, будто я уже где-то встречала ее раньше!

— Правда? — Лонгхерст с удивлением взглянул на нее. — И где же?

Бет покачала головой.

— Не имею ни малейшего понятия. Я пришла к выводу, что все дело в ее манере разговаривать. Я хочу сказать, что каждый день меня окружают люди, в речи которых чувствуются акценты Бристоля и Западного графства, так что, когда я слышу, как кто-то разговаривает вовсе без акцента, то начинаю задумываться.

Лонгхерст ухмыльнулся.

— Да, у нас в камерах нечасто встречаются шикарные голоса, — признал он. — Ну и потом пистолет. Я думаю, мы установим, что он принадлежит ей. Его наверняка оставил ей отец или еще кто-нибудь. Разумеется, из него может попасть в цель любой, особенно с такого расстояния, но я бы сказал, что она привыкла обращаться с оружием с пеленок.

— А как насчет жертв? — спросила Бет. — Что вы знаете о них? Или мне придется ждать до завтра, чтобы прочитать обо всем в газетах?

— Оба принадлежат к категории «примерных граждан», — сказал он. — Доктору Визереллу исполнилось пятьдесят шесть, он жил в Лонг-Эштоне, играл в гольф, был хорошим мужем и отцом. Как раз то, чего мы ожидаем от семейного доктора. Медицинская сестра была точно такой же: комфортабельный дом, двое детей в университете. Единственное, что нам удалось обнаружить и что несколько портит ее имидж, так это то, что она была довольно стервозной, сухой и резкой с посетителями, помыкала остальными служащими. Не думаю, чтобы она пользовалась всеобщей любовью сотрудников. Но это не причина, чтобы стрелять в нее, в операционных всегда хватает женщин-тиранов.

Лонгхерст не многое смог рассказать Бет, если не считать описания собственно ареста и того, что ему сообщили другие сотрудники медицинского центра. Потом, заказав им еще выпить, он принялся расспрашивать ее о том, как она устроилась в Бристоле, поскольку к моменту их первой встречи она прожила в городе совсем недолго.

— Просто прекрасно, — ответила она. — Здесь намного спокойнее, восхитительные пейзажи, а самое замечательное — это то, что мне больше не нужно терпеть ежедневную давку в подземке. И если бы мне удалось найти надежного человека, который сделал бы кое-что в моей квартире, то я смогла бы сказать, что у меня все великолепно.

— Получается, у вас нет мужчины? — поинтересовался он.

Бет ощетинилась. Она всегда приходила в бешенство, когда у нее спрашивали, есть ли у нее партнер.

— Вы думаете, что именно для этого женщине нужен мужчина? — резко бросила она. — Повесить несколько полок, соорудить парочку шкафов? И это все, за что вас ценит ваша жена?

— У меня нет жены, — пожал он плечами. — По крайней мере, больше нет. А когда мы жили вместе, я не очень-то любил играть в игру «сделай сам».

Бет смягчилась.

— Простите меня, — сказала она. — Мне просто не понравился ваш покровительственный тон. Из-за того что я одна, мне часто задают подобные вопросы, и это здорово раздражает меня. Я тоже почему-то решила, что вы женаты.

— Я вовсе не хотел обидеть вас, — покаянно откликнулся он. — Я просто предположил, что у такой красивой и умной женщины, как вы, непременно кто-нибудь да есть. Вот цена моим предположениям, — рассмеялся он. — Но все же, рискуя получить нож в спину, могу ли я поинтересоваться: вы одна случайно или намеренно?

Они ступили на тонкий лед, но по какой-то причине сегодня Бет сочла это забавным.

— Всего понемножку, полагаю. Для большинства мужчин я чересчур увлечена своей работой.

— По этой самой причине меня бросила моя бывшая жена, — признался он и улыбнулся ей. Бет обнаружила, что улыбается в ответ.

Домой Бет попала только через два часа. Рой — а он настоял, чтобы она называла его именно так, — предложил подвезти ее домой, но Бет отказалась, сказав, что ей легче подняться по лестнице Кристмас-степс до своего дома на Парк-роу, чем ехать туда на машине. На самом деле так было вовсе не быстрее, да и прогулка в темноте под дождем была не такой уж приятной, но Бет редко позволяла мужчинам делать что-либо для нее. В прошлом она уже неоднократно убеждалась, что даже такое невинное событие, как совместная поездка в автомобиле или беседа за чашкой кофе, может внушить мужчинам мысль о том, что она им что-то должна.

Но, вероятно, она напрасно отклонила предложение Роя, подумалось вдруг ей. В конце концов, ей было приятно выпить и поболтать с ним. Он был первым мужчиной за очень долгое время, который заинтриговал ее. С одной стороны, он представлял собой почти классический тип полицейского, мачо, убежденного в своем превосходстве представителя сильного пола. Но были моменты, когда он обнаруживал намного более мягкую, эмоциональную сторону своей натуры. Кроме того, ей импонировало его чувство юмора.

Бет не понимала, почему ее должны занимать подобные вещи. Мужчины не доставляли ей ничего, кроме неприятностей. Хотя в глубине души она еще втайне надеялась, что где-то есть мужчина, такой же независимый и интеллигентный, как она сама, любящий и чувствительный, не имеющий за плечами тяжкого груза отрицательных эмоций, на самом же деле она была слишком умудренной жизнью, чтобы верить, будто такой человек действительно существует. Быть одной еще не означало страдать от одиночества. Ей нравилось ощущение свободы, когда она могла делать то, что ей нравится.