В предпоследний год Поль-Мишель Фуко добивается блестящих результатов. В 1942 году он переходит в выпускной класс и собирается углубиться в изучение философии. Преподаватель философии слывет выдающимся знатоком, и даже факультетские профессора не считают зазорным консультироваться у него. Ученики предвкушают его годовой курс лекций. Однако гестапо арестовывает каноника Дюре, участвовавшего в Сопротивлении, в первый день учебного года. Больше его никто не увидит. Профессор, пришедший на смену, заболевает несколько дней спустя, и тогда место преподавателя философии занимает монах из аббатства Лигюже. Доктор Фуко знаком со многими монахами аббатства, находившимися вместе с ним в распоряжении восточной армии во время Первой мировой войны. И именно госпожа Фуко обратилась в аббатство с просьбой прислать в коллеж Святого Станислава кого-нибудь, способного преподавать философию. Настоятель выбрал дома Пьерро. Новый преподаватель боится отойти от программы и ограничивается лишь разъяснением текста учебника. Он ставит перед собой задачу подготовить класс к экзамену — и только. Однако ему нравится беседовать с учениками после лекций. Юный Фуко приезжает на велосипеде в Лигюже, чтобы повидать дома Пьерро вне школьных стен. Они разговаривают о Платоне, Декарте, Паскале, Бергсоне… Дом Пьерро хорошо помнит своего ученика:

Поскольку преподавание философии в коллеже Святого Станислава шло не так уж гладко, госпожа Фуко решила нанять частного преподавателя и обратилась к профессору филологического факультета с просьбой прислать какого-нибудь толкового студента. И вот в один прекрасный день Луи Жирар — студент второго курса философского факультета, — звонит в дверь дома номер 10 по улице Артюр Ранк, где живут Фуко. «Я приходил три раза в неделю, — рассказывает он. — Философия, которую нам преподавали на факультете, представляла собой расплывчатое кантианство, причесанное по моде XIX века, A la Бутру. Это кантианство я и излагал. Я излагал его даже не без энтузиазма, поскольку мне было двадцать два года, однако мои знания философии к тому времени были довольно скудны». Каким помнит он своего ученика? «Он был очень требовательным. Впоследствии у меня появились ученики, казавшиеся мне более способными, но ни один из них не был в состоянии так быстро ухватить главное и так строго упорядочить мысли».

В конце года, после того как отец Люсьен, который преподавал в крупной семинарии, стал вести занятия по философии (впоследствии он разделил трагичекую судьбу каноника Дюре), Поль-Мишель Фуко получит вторую награду за философию. Первая опять достанется Пьеру Ривьеру, впоследствии члену Государственного совета. Фуко будет первым в географии, истории, английском, естественно-научных дисциплинах…

Хотя коллеж Святого Станислава и потерял двух профессоров философии, сгинувших в Германии, не следует думать, что он был бастионом Сопротивления. Как и предписывалось всем школьным учреждениям, в коллеже красовался портрет маршала Петена. Кроме того, учеников сгоняли во двор, заставляя хором петь «Маршал, мы здесь», и ругали, если исполнению не хватало бравурности. Некоторые даже упоминают «атмосферу вишизма», царившую в коллеже. И все же отдельные звенья Сопротивления, кажется, использовали его как явку для смены паспортов или получения демобилизационных свидетельств. Многие ученики коллежа были арестованы.

В одной из бесед, пустившись в откровения о годах своей юности, Мишель Фуко вспоминал об этом тяжелом периоде:

В июне 1943 года пришло время сдавать экзамены на степень бакалавра. В то время испытания проходили в два этапа. По окончании первого класса ученики держали экзамены на знание французского, греческого и латинского языков. Через год — по философии, языкам, истории и географии… В июне 1942-го Фуко справился с испытаниями с оценкой «похвально» и подтвердил ее год спустя. Он получил 8 из 10 баллов по истории, 7 из 10 по естественно-научному циклу и только 10 из 20 по философии.

На какой путь ступить по завершении среднего образования? Доктор Фуко выбирает тот, который прошел сам — он хочет, чтобы его сын стал врачом. Однако у Поль-Мишеля другие планы. Он давным-давно решил, что не подчинится отцу. Его увлекают история, литература, а мысль о занятиях медициной вызывает лишь тошноту и ужас. В день, когда он объявил о своем решении, разразилась гроза. Отец не скрывает разочарования и пытается вразумить юношу. Но вмешивается госпожа Фуко, по-прежнему верная совету отца «владеть собой». «Прошу вас, не настаивайте, — обращается она к мужу. — Мальчик много занимается, пусть он делает, что хочет». И доктор Фуко отступает. Младший брат Мишеля, Дени, стал-таки хирургом, что удовлетворило отца и, возможно, спасло для мировой философской мысли старшего брата. Поль-Мишель ступил на путь, выбранный им самим. Он мечтает о Париже, об учебном заведении на улице Ульм. Он хочет поступить в Эколь Нормаль, но для этого нужно проучиться два года в подготовительном классе. Лучше всего провести их в одном из тех парижских лицеев, что известны высоким процентом успеха на приемных экзаменах. Но идет война, и госпоже Фуко трудно решиться отправить семнадцатилетнего сына в столицу. Он запишется в лицей в Пуатье. Прошло три года с тех пор, как он его покинул, три года штудий в религиозной школе, оставивших жалкие воспоминания. Он ненавидел атмосферу этой школы и образование, которое там получил. Он ненавидел религию и церковников. «Они вызывали у него негодование и антипатию», — говорит один из тех, кто знал Фуко в те годы.

Итак, осенью 1943 года Поль-Мишель Фуко снова переступает порог лицея. Он записан в подготовительный класс и начинает готовиться к испытаниям в Эколь Нормаль. Тех, кто посещает занятия первого и второго подготовительных классов, — человек тридцать. На протяжении двух лет Фуко с интересом слушает лекции Гастона Деза, профессора истории, и Жана Моро-Рейбеля, профессора философии. Моро-Рейбель учился на улице Ульм, был профессором в лицее Клермон-Феррана и одновременно преподавал на страсбургском филологическом факультете, осевшем во время войны в столице Оверни. Сначала студенты чувствуют себя сбитыми с толку: его лекциям, не вполне академичным и порой бессвязным, не хватает стройности, последовательности. Люсет Рабате вспоминает, что была совершенно потеряна после первых лекций, прослушанных ею в сентябре 1943 года. Но понемногу ученики начали лучше понимать преподавателя и присущий ему способ подачи материала. Нестрогая манера изложения была замечена главным инспектором, посетившим занятия Моро-Рейбеля. В рапорте от 2 марта 1944 года он довольно сурою аттестует профессора: «Я присутствовал на одном из занятий цикла, посвященного „социальной воле и ценностям“, теме, сформулированной туманно, что вполне соотносится с путаностью самого изложения. Для месье Моро-Рейбеля процесс говорения не составляет труда, и, возможно, он идет на поводу этой легкости. Было бы желательно, чтобы лекции носили более четкий и структурированный характер и основные идеи не тонули в обоснованиях. Недостаточно ясности в деталях. Слишком много ссылок на теории, обрисованные не более чем бегло. Лекции месье Моро-Рейбеля, несомненно, только выиграли бы, если бы он проявил большую строгость к себе и меньше прибегал к импровизациям». Как бы то ни было, Фуко начинает втягиваться в игру, дисциплина в изложении профессора-путаника интересует его все сильнее. Он принимается читать авторов, о которых идет речь на занятиях: Бергсона (любимца Моро-Рейбеля), Платона, Декарта, Канта, Спинозу…