— Серые они какие-то, — подключился к моим размышлениям сосед.

— В смысле? — не понял я.

— В прямом. Что не искаженные, вижу, а точнее не читаются, — ответил дух. Это странно, но… алхимики всякие артефакты делают, только деньги плати. Наверняка и у этих прогуливающихся что-нибудь эдакое имеется.

— Может, они пока слишком далеко? — предположил я, и сосед вроде как плечами пожал. Хотя откуда им взяться у бесплотного-то духа? Ну и ладно. — Подпустим поближе, определимся.

Подпустили метров на двадцать, благо за кустарником меня не видно. И все равно сосед не смог их прочитать, как он это называет. Значит, точно артефакты. Наверняка очередная попытка какого-то алхимика скрыть свет человеческой души от тварей Искаженных земель, не применяя запрещенных методов.

Я бы, может, и дальше продолжил свои размышления, одновременно следя краем глаза за проезжающей мимо кавалькадой, но не судьба. Конь под расфуфыренным дворянином вдруг тонко заржал, заиграл, перебирая на месте тонкими ногами, и резко подался в сторону. А в следующий миг его седок полетел наземь, словно сломанная кукла, да так и не поднялся. Что за хрень?! Я проводил взглядом оставшегося без всадника коня, с диким ржанием умчавшегося куда-то в сторону Искаженных пустошей, и ошарашенно покачал головой.

— Охранники, — подал голос дух.

Я взглянул на троицу телохранителей, сопровождавших дворян, и успел заметить, как двое из них убирают разряженные арбалеты за спины. Честно говоря, в этот момент я был готов к тому, что охранники разделаются и с подружкой франта, но не тут-то было. Очаровательное белокудрое создание в небесно-голубом атласном платье остановило коня рядом с лежащим на земле трупом и отдало приказ телохранителям обыскать тело своего спутника. А когда те выполнили приказ и развели руками, не найдя искомого, девушка спрыгнула наземь и, в свою очередь сноровисто обыскав бесчувственное тело, резко выругалась. Успокоившись и еще несколько раз перерыв вещи своего незадачливого спутника, девица зло стукнула кулачком по колену и, взобравшись на лошадь, дала ей шенкелей, после чего мне осталось только наблюдать, как уменьшившийся в количестве отряд помчался в сторону старой дороги, подняв шлейф пыли с каменистой земли. Вот тебе и тепличный цветок, краса души, отрада глаз. Не хотел бы я оказаться в числе врагов этой милой девушки.

— Я его читаю, — прервал мои размышления сосед, и я вздрогнул от неожиданности.

— Что?

— Повторяю для тормозов: я могу прочесть этого бедолагу, — фыркнул дух. — Хмарь уходит, словно ее и не было.

— Так он что, жив? — удивился я.

— Без сознания, — подтвердил дух и чуть погодя добавил: — Это странно, но ощущение света от него возрастает, и кажется, он не рассеивается, а только набирает концентрацию.

— Свет от человека? — Все страннее и страннее.

— Именно. Так не должно быть, как я понимаю. Но так есть.

Еще бы! Свет не может возникнуть из ничего. Для этого нужны действия совершенно определенной направленности. Да и в этом случае благодать не может найти пристанища в теле человека или его душе, не может там сконцентрироваться. Да, по совершении некоторых действий она зарождается в человеке и озаряет все вокруг, но не удерживается и секунды в сотворившем ее. Очистив своего создателя и то или тех, что его окружают, свет растворяется в мире, делая его чуть чище. В отличие от черноты, которая, зародившись в человеке, может искалечить тело или пожрать душу, а чаще и то и другое. По крайней мере, так говорит дед. Но здесь… здесь, если верить соседу, происходит то, чего быть не может. Человек источает свет, и тот не рассеивается в мире. Так не бывает!

— Осмотрись, здесь никого нет? — попросил я духа.

— Думаешь, набегут твари? — понимающе произнес он и уточнил через несколько секунд: — Чисто.

Оглядевшись вокруг скорее по привычке, нежели действительно рассчитывая обнаружить то, что мог «проглядеть» мой сосед, я поднялся с плаща и, накинув его на плечи, метнулся к телу, по-прежнему неподвижно лежащему посреди каменистой пустоши.

Жив, действительно жив, хотя и без сознания. Никаких болтов в теле. Били ледяной пулей, не разрывной, на малом натяжении… только чтобы оглушить, но наверняка. И скорее всего, чтобы потом этой пули никто не нашел. Могу поспорить, точно такая же угодила в круп лошади, заставив нервного дарагонского скакуна умчаться прочь.

— Стоп. Вот этот артефакт, — проговорил сосед. В руке у меня лежал небольшой мешочек из тех, в которых сентиментальные кавалеры хранят локон волос предмета их воздыхания или выпрошенную безделушку.

Осторожно развязав кожаные тесемки, крепко стянувшие горловину расшитого бисером мешочка, я вытряхнул на ладонь небольшой, покрытый изморозью стеклянный флакон в серебряной оправе, с притертой крышкой. Подтекающий флакон. Что-то везет мне в последнее время на «жидкую благодать». То черная, теперь вот светлая… эх!

Ну, хоть стало понятно, откуда столько света. В фиале-то жидкость не фонит, но стоит его открыть… и лучшей приманки для тварей Пустошей не найти. Правда, в данном случае его никто не открывал. Разбили? Не похоже.

Я провел пальцем по крышке флакона и удивленно хмыкнул. Палец оставил на стеклянной с виду крышке еле заметную вмятину. Хо! Лед, значит… удивительно чистый, надо заметить. Предусмотрительно, как и с пулей. Пока окружающая температура невелика, крышке хватает охлаждения от находящейся внутри флакона жидкости, но стоит ему оказаться в тепле, как ледяная пробка начинает таять и «жидкая благодать» истекает и испаряется, подавая сигнал для тварей Пустоши, инстинктивно стремящихся уничтожать любые намеки на свет. Но самое главное, как и в случае с пулями, доказать убийство будет невозможно. Жидкость испарится, как и пробка, так что останется лишь пустой флакон да ошметки растерзанного тела и эманации Тьмы от пировавших искаженных тварей. Вот интересно, чего же такого натворил этот дворянчик, что барышня измыслила для него такую казнь?

— Думаю, этот вопрос можно будет решить позже, — встрял сосед. — Скоро сюда доберутся первые искаженные.

— Ты прав, — отозвался я, и, словно в подтверждение сказанного духом, откуда-то из-за рощи донесся знакомый заунывный вой.

Бредни почуяли приманку. Не слишком опасные поодиночке, похожие на облезлых волков-переростков с треугольными, стоящими торчком ушами и узкими мордами с огромными клыками в смердящих гнилью пастях, обладающие поджарыми телами и гипертрофированными когтями на длинных костлявых лапах, для охоты эти твари сбиваются в стаи до десятка особей и преследуют свою добычу неделями, выматывая постоянными короткими атаками, не давая ей остановиться даже на мгновение. И лишь загнав свою жертву до полусмерти, бредни кидаются на нее скопом. Милые песики, в общем… И сейчас они явно учуяли эманации Света, а значит, уже идут сюда.

Флакон с благодатью летит в сторону, и я, нащупав в подсумке «подарок» деда, аккуратно капаю содержимое фиала на лоб по-прежнему пребывающего без сознания дворянина. Следующую каплю размазываю по собственному лбу и, поморщившись от холода, встряхнувшего тело, вновь закупориваю фиал. Теперь у нас есть все шансы уйти от тварей, но… вот не думал, что так скоро придется воспользоваться этим эликсиром!