Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Глава 4
Вчера весь вечер я мерила шагами пустую квартиру, раздумывая, как именно урою Альбертика. Появились некоторые соображения, но я их всё откидывала как малоэффективные. В результате перебрала все методы борьбы из моего времени с недобросовестными конкурентами, и кое-что таки придумала.
На работу пришла вся собранная, словно кобра перед прыжком, готовая к борьбе с Альбертиком.
Меня встретила тишина и неожиданно безлюдные коридоры.
«Зомби-апокалипсис или НЛО?» — хмыкнула я, и торопливо, почти бегом, прошлась по коридору, заглядывая по пути во все кабинеты.
Пусто. Везде причем.
Вся в недоумении, я ускорила шаг. И в боковом коридоре таки обнаружила живого человека: тётя Валя, уборщица, сосредоточенно намывала шваброй пол, не обращая внимания на исчезновение всего коллектива.
— А где все? — обратилась я к ней.
— Так на собрании, — равнодушно ответила она и ляпнула тряпку в ведро.
— Но еще же целых пять минут до начала работы, — удивилась я.
— Собрание уже час как идёт, — буркнула тётя Валя, склонилась над ведром, выжимая тряпку, и, заметив, что я вознамерилась идти прямо, угрожающе рявкнула, — только по помытому не иди!
Пришлось обходить. С тётей Валей конфликтовать чревато.
Обойдя помытый гектар, я дошла до актового зала и открыла дверь.
Уже вовсю шло собрание. Я незаметно вошла в забитый народом зал. За трибуной выступал докладчик — бригадир первой бригады из десятого цеха, высокий грузный мужчина примерно лет сорока пяти, вечно надутый и недовольный. Фамилия у него была под стать — Рыкун. Я его знала плохо.
Он уже закончил доклад и отвечал на вопросы. За покрытым кумачовой скатертью столом президиума восседали четверо. На моём месте, с левого края, величественно поджав губы, с важным видом сидела Герих. Рядом с Альбертиком, справа, красовалась Щука. С краю стола, на месте секретаря, неожиданно сидела… Тоня. Она торопливо строчила, не поднимая головы от протокола.
Я тихой тенью скользнула в зал и заняла пустующее место с краю, в десятом ряду. Тем не менее Альбертик меня заметил и посмотрел крайне выразительно. Я сделала вид, что не поняла. Рыкун вещал что-то с трибуны, зал тихо гудел, а Альбертик продолжал сверлить взглядом дырку во мне. Эдичка Иванов, который сидел в первом ряду, очевидно поймав взгляд Альбертика, развернулся посмотреть, что там такое, и увидел меня. Лицо его вытянулось. Другие тоже начали оглядываться.
Я сидела с невозмутимым видом, словно меня все эти взгляды не касаются. Думаю, весть о моём увольнении коллектив уже облетела.
Тем временем Рыкун закончил выступление, и на его место поднялся следующий докладчик — Семён Петрович Юрьев, инженер-метролог. Он громко объявил, обращаясь к залу:
— Товарищи! Пришло время обсудить очень важный вопрос! Правильно ли мы считаем рабочий коллектив бригадой, когда у него даже единого наряда нету? Правомерно ли это?
Шум в зале, который был обычным фоном на всех собраниях, понемногу стих, народ заинтересованно тянул шеи, и Юрьев воодушевлённо продолжил:
— И это, я не говорю об общем хозяйственном расчёте!
После этих слов зал накрыла такая тишина, что было слышно, как скрипит ручка у Тони, которой она торопливо записывала всё в протокол.
Я скосила взгляд. Сидящие рядом мужики-бригадиры молча переглядывались.
— Мы собрались, чтобы обсудить проблемы повышения роли трудового коллектива в управлении работой депо «Монорельс», — подал голос Альбертик, — поэтому в первую очередь мы должны сосредоточиться на обсуждении личной ответственности каждого из вас… то есть из нас… за работу нашего предприятия! Давайте придерживаться повестки, товарищи!
Юрьев сконфузился и встревоженно взглянул на зал в поисках поддержки.
Неожиданно ему на помощь пришел Иваныч.
— А я считаю, Петрович дело говорит! — воскликнул он, подхватываясь с места. — Сами прикиньте, сколько у нас настоящих бригад с крепким костяком?
— Пятнадцать!
— Восемь!
— Десять!
— Пять! — донеслись выкрики с зала.
— А я считаю, что и двенадцать еле-еле наберется, — ответил в зал Иваныч. — Мы же женщин из малярной бригады и штукатуров тоже считаем.
— Правильно! — подала голос какая-то женщина с задних рядов.
— И вот, товарищи, отсюда вопрос — а как же остальные? — Юрьев опять перетянул внимание на себя, — Если посмотришь — вот она, бригада! А если глянуть глубже — то каждый в ней отвечает только за себя!
Герих и Щука переглянулись и Герих, поджав губы ещё сильнее, что-то записала в блокнот, при этом она недовольно бросила на Юрьева недвусмысленный взгляд.
Щука покраснела, Альбертик же сидел с непроницаемым лицом.
— А если кто-то заболел⁈ — опять выкрикнула та же женщина.
— А если брак погнал⁈
— Дык за это мастер отвечает!
— Пусть голова у начальника цеха болит! — хохотнул какой-то парень. На него зашикали.
— Вот видите? — развёл руками Юрьев.
— Бригада придёт на помощь, только если бригадир велит! — опять выкрикнула с места та женщина, и все засмеялись. Я не стала поворачивать голову.
Альбертик опять встретился со мной взглядом. Я смотрела прямо, не мигая. Он первый отвёл взгляд и принялся что-то быстро писать в блокноте. Затем выдрал оттуда листок и сложил его в несколько раз.
В это время страсти в зале продолжали накаляться.
— Поэтому я и предлагаю! — повысил голос Юрьев, и я перевела взгляд на него, — давайте поставим дело так: если есть бригада — то вся ответственность на ней. И за прогулы, и за брак, и за недостачу! А не справляется с задачей — значит нет и бригады! С неё и спрашивать! И если наказывать — то всю бригаду сразу!
В зале зашумели, заспорили.
Я поворачивала голову то туда, то сюда на спорящих рабочих, и вдруг Наумов, который сидел впереди меня, обернулся и сунул мне в руки листочек. Записка.
Я удивлённо воззрилась на него.
— Это вам, Лидия Степановна, — одними губами прошептал он и отвернулся.
Я опустила взгляд на листочек — это был тот, что писал Альбертик. Я подняла глаза на него. Альбертик сидел и смотрел на меня. Увидев, что я смотрю, кивнул, указав глазами на листочек.
Я вздохнула и развернула бумажку. Там была всего одна строчка:
«Я не видел ваше заявление об увольнении».
Я написала ответ:
«Я передумала». И передала записку обратно.
Тут как раз с места подпрыгнула Герих:
— Товарищи! Да что ж это такое! — заверещала она, я на секунду отвлеклась на неё и не увидела выражение лица Альбертика, который уже прочитал мой ответ и опять сидел с каменным лицом.
— Разве же наше депо «Монорельс» не выполняет плана⁈ Хоть когда-нибудь такое было⁈ И это — полностью заслуга бригад! Поэтому я предлагаю…
Что предлагает Герих я не расслышала, так как шум поднялся такой, что ох.
Когда народ подустал спорить, Альбертик внезапно постучал логарифмической линейкой по графину с водой. Зал притих.
— Товарищи! — сказал Альбертик. — Вы поднимаете сейчас крайне важные вопросы. Мы все руководствуемся недавним постановлением ЦК КПСС и Совета Министров СССР «Об улучшении планирования и усилении воздействия хозяйственного механизма на повышение эффективности производства и качества работы». Это наша «путеводная звезда». Курс Партии — на повышение эффективности нашей работы. По расчетам наших экономистов, нам необходимо повысить производительность труда не менее чем на 37 процентов. За счет чего же?
Он вперил взгляд в зал и обвел глазами присутствующих. Все молчали.
— У нас есть два варианта. Принять новый хозрасчётный метод или повысить нормы выработки для бригад. Для того, чтобы правильно найти выход, нужно попробовать и так, и так. Поэтому я предлагаю обе эти формы организации труда внедрить в производство нашего депо. А ответственным за нововведения будет Лидия Степановна Горшкова. Она — известный рационализатор, постоянно поражает нас новыми идеями. Вот пусть и поработает на увеличение производительности. С неё и спрос.
Он позволил себе бросить насмешливый взгляд на меня. Буквально полсекунды — но я поняла, что отныне жизнь моя тут будет адским адом.
Собрание закончилось, и я поспешила выйти одной из первых. Не хотелось с Альбертиком сейчас объясняться.
Настроение было злое. Вот что-то сильно мне во всём этом не нравилось. Что-то меня напрягало. И интуиция подсказывала, что дело пахнет керосином. Только не могла понять, в чём именно. Я уже пожалела, что решила остаться, чтобы наказать Альбертика. Тоже мне — Граф Монте-Кристо нашлась. Блин, надо было увольняться и жить себе спокойной жизнью. Но нет, меня же заело, и я решила повоевать с Альбертиком. А теперь вопрос — зачем оно мне? Ну, предположим, одержу я над ним победу. И что мне это даст? Моральное удовлетворение? Ой, сомневаюсь. Так что?