– Ну что ещё? – сварливо отозвался Лю.

– Откуда вы так хорошо наш язык знаете?

– Я ещё мальчишкой был, когда в наш монастырь пришёл человек. Казак. Он был ранен и нуждался в помощи. Братья вылечили его, и это был первый человек, от которого я узнал, что мир очень велик. С ним я и начал говорить по-русски. Потом, став послушником, я часто выходил за территорию монастыря, чтобы узнать о жизни вокруг как можно больше. Это тоже было испытание. Подростков отправляли в большой мир, не давая им ничего, кроме посоха и чаши для подаяния.

Они должны пройти по тайге, дойти до какого-нибудь поселения и прожить в нём ровно год. Кто-то выполнял всё за год, а кому-то и пяти было мало. А некоторые вообще не возвращались. Всё в руках Будды. Были даже такие, кто оставался жить в тех деревнях и создавал свою семью. И когда об этом узнавали, их не трогали. Каждый выбирает свой путь сам. Но самое главное, дети таких послушников однажды тоже могли прийти в монастырь и стать учениками. Это не возбранялось.

Мастер умолк, задумчиво разглядывая небо на горизонте, словно видел перед собой те далёкие дни.

– Интересно. А что было дальше? – не удержался Гриша, которого захватил этот рассказ.

– А дальше была длинная жизнь, в которой молодой и упрямый как осёл монах бродил по земле и везде чему-то учился, – грустно усмехнулся мастер. – Но рано или поздно всему приходит конец. Вот и моим исканиям тоже пришёл. Однажды случилось нечто, после чего я понял, что больше не хочу так жить, и отправился обратно. В монастырь. Но не дошёл. Было всякое в пути, и однажды я столкнулся с генералом. Имён я называть не стану, скажу только, что сейчас он является главой всей службы. Так я стал учить всех, кого ко мне приводили.

– И стали легендой службы, – улыбнулся парень.

– Громкое слово, не более, – отмахнулся мастер и, потянувшись, предложил: – Пошли лучше чай пить. А то от долгих разговоров в горле пересохло.

* * *

– Здрав будь, брате! – раздался медвежий рёв, и Гришины рёбра захрустели в могучих объятьях.

– Сёмка! Бугай бешеный, раздавишь! – глухо прохрипел парень, делая слабые попытки вырваться.

– Как же, раздавишь тебя, – продолжал реветь Семён, отпуская Гришу.

– Что сила, что голос, – усмехаясь, проворчал тот, демонстративно ковыряя в ухе.

– Полгода не виделись. Как дела? – улыбаясь от уха до уха, спросил Семён, хлопнув приятеля по плечу так, что тот невольно присел.

– Слава богу, жив. А ты как? Далеко ездили?

– А ты не знаешь? – вдруг удивился Семён.

– Чего не знаю? – насторожился Гриша.

– Так женили меня, – смущённо развёл гигант руками. – Потому и уезжали.

– И как? Толк-то есть?

– Так на сносях моя. Батя от радости аж помолодел. Думал, отстанет теперь, а он ещё больше на меня наседать начал.

– Ничего. Терпи. Вот получит внука в руки, так разом про тебя забудет.

– Скорее бы уже. А ты чего опять такой смурной? Случилось чего?

– Вроде и нет, а если подумать, то вроде как чего-то и намечается, – пространно ответил Гриша.

– Не темни, брате. Рассказывай, что за беда? – потребовал гигант.

– Так нет беды, – почесав в затылке, признался Гриша. – Просто вдруг снова та история старая всплыла.

– Это которая с ножнами?

– Она самая.

– И чего?

– Понимаешь, Сёма, когда за несколько дней мне предлагают ехать сразу в два разных места, я сторожиться начинаю.

– С чего?

– А это значит, что снова беда рядом. Ну не нравится мне такая суета. Вроде и дела эти между собой не связаны, а вот чует сердце, что спокойные деньки закончились.

– Так ты зови, ежели чего. Вместе разберёмся.

– Куда тебе теперь воевать? Сына растить надо.

– Обидеть хочешь, Гриш? – вдруг насупился гигант. – Род продолжил, и слава богу. А со службы меня никто не снимал.

– Да ты не злись, – примирительно улыбнулся Григорий. – Я пока и сам толком ничего понять не могу. Знаешь ведь, как оно бывает. Вроде и всё хорошо вокруг, а внутри всё ноет чего-то.

– Это да. Это бывает, – подумав, решительно кивнул Семён.

– Вот у меня сейчас так. И не случилось ничего, и дела хорошо идут, и с учёбой нормально, а оно всё ноет и ноет. А чего ноет, непонятно.

– Ну, если уж у тебя заныло, значит, точно чего-то будет, – неожиданно выдал Семён. – Недаром батя говорит, что на тебя как моряку на компас смотреть надо.

– Это дядька Елизар так про меня? – не понял Гриша.

– А кто ж ещё?

– Что, и не злится больше?

– Ты про ту пулю?

– Ага.

– Так он и не злился, – рассмеялся Семён. – Испугался он тогда за меня. А то, что рычал на тебя, так то от расстройства. В той перестрелке по-другому и нельзя было. Детей ведь спасали. А потом сам знаешь, нас по всей губернии бросали. Да и ты в учёбу с головой ушёл. На полигоне только для тренировок появлялся. Вот оно и не срослось, чтобы вам поговорить спокойно. Он из-за того даже расстраивался. И что на свадьбе тебя не было, тоже.

– О! Свадьба! – вдруг спохватился Гриша. – Я ж тебе подарок должен.

– Чего это должен? Ничего ты мне не должен, – возмутился Семён. – Это я тебе за науку по гроб обязан.

– Вот ты ещё мне тут считаться начни, – рыкнул Гриша. – Сказал должен, значит, так тому и быть.

– Не дури, Гриш, – чуть не взмолился гигант.

– Молчи лучше, бугай дурной, – отмахнулся парень. – У меня друзей – по пальцам пересчитать. А тут свадьба, и без моего дара. Так не будет. Говори, чего хочешь?

– Так есть у меня всё, Гриш, – смущенно пожал Семён плечами. – Я уж про карабин твой и не вспоминаю. За такое оружие наша полусотня души продать готова. Может, сделаешь им?

– Да я бы и рад, но начальство не разрешит, – скривился Гриша. – Не слыхал ты, как они упирались, когда капитан пытался разрешение на перевооружение получить. Только что анафему на мою голову не требовали наложить.

– От же шь… – Семён выругался так, что у друзей трава под ногами пожухла.

– Ты чего опять лаешься, бугай дурной? – послышалось за спиной, и они, оглянувшись, увидели подходящего унтер-офицера.

– Здрав будь, Елизар Михайлович, – первым поздоровался Гриша, снимая папаху и склоняя голову.

– И тебе здоровья, Гриша, – улыбнулся унтер, обнимая парня. – Слава богу, свиделись. Этот, небось, уже нажаловался на меня? – спросил он, кивая на сына.

– С чего ему жаловаться? – удивился парень. – Рассказал только, что оженили, и всё.

– Оженили, – фыркнул Елизар. – Пока не пообещал оглоблю о башку его дурную обломать, упирался. А девка-то самый мёд. И пригожа, и хозяйка. А главное, статью не обижена. Как раз такому бугаю в пару. А он: не хочу, и всё.