– Вон тот «рабухо» [3], – говорит Каору.

– «Рабухо»?

– «Лав-отель». Ну, для парочек… Секс-ночлежка, короче говоря. Видишь, неоновые буквы – «Альфавиль»? Нам туда.

Услыхав это название, Мари вдруг смотрит Каору в лицо.

– «Альфавиль»?

– Да ты не бойся, место не стремное. Я там менеджером работаю.

– И там же – раненая девушка?

Каору на ходу оборачивается:

– Ага. Извини, что так запутанно…

– А Такахаси тоже здесь?

– Не, он не здесь. В соседнем доме, в подвале, репетирует до утра. Во жизнь у студентов! Сплошная лафа…

Парочка заходит в гостиницу «Альфавиль». Вестибюль оборудован так, чтобы посетители сами выбирали номер по фотографиям на стене, нажимали его на пульте и автоматически получали ключ. И сразу же на лифте поднимались в комнату. Ни с кем не нужно встречаться взглядами и о чем-либо говорить. Два режима оплаты: «за отдых» и «за ночлег». Тускло-голубоватый свет. Мари с удивлением озирается, Каору машет рукой консьержке за конторкой в дальнем углу.

– Небось, ни разу в таких местах не бывала? – говорит Каору.

– Нет… Никогда.

– Ну что ж. Какого только бизнеса на свете не встретишь.

Они садятся в лифт, поднимаются на четвертый этаж. Проходят по коротенькому узкому коридору и останавливаются перед дверью с номером «404». Каору тихонько стучит, дверь приоткрывается. В щель с опаской выглядывает молодая девица с огненно-рыжей шевелюрой. Худая как щепка, бледная как стена. Безразмерная розовая майка, дырявые джинсы. Огромные кольца в ушах.

– А, Каору-сан… Ну слава богу! Где же вы ходите, заждались вас уже…

– Ну? Как она? – спрашивает Каору.

– Пока все так же.

– Кровь остановили?

– Да вроде. С грехом пополам. Все салфетки на тампоны извели…

Каору пропускает Мари в номер, закрывает дверь. Кроме рыжей девицы, в комнате оказывается еще одна горничная. Миниатюрная, с черными волосами, собранными на затылке, драит шваброй пол. Каору знакомит девушек.

– Это Мари-сан. Ну, которая по-китайски говорит. А это Кашка. Странное имечко, но так уж предки назвали… Давно у нас работает.

– Здрасьте! – улыбается Кашка.

– Очень приятно, – кивает Мари.

– А со шваброй – Букашка. Это уже кличка, правда. Но все ее только так и зовут.

– Пардон… Имя пришлось выкинуть на фиг. Так получилось, – говорит Букашка на грубоватом кансайском диалекте. Она старше Кашки на несколько лет.

– Добрый вечер, – кивает Мари.

Окон в номере нет, и атмосфера довольно казенная. Для такой крохотной комнаты и кровать, и телевизор кажутся непропорционально большими. В дальнему углу на полу, подтянув колени к горлу, лежит голая девушка. Кутаясь в банное полотенце, она прижимает ладони к лицу и беззвучно плачет. Вокруг разбросаны окровавленные салфетки. Простыни на кровати в бурых пятнах. Торшер у кровати опрокинут. На столике – початая бутылка пива. С одним стаканом. Телевизор включен. На экране какие-то комики кого-то веселят. Невидимая аудитория то и дело хохочет. Каору берет пульт и выключает телевизор.

– Ох и здорово он ее… – говорит она.

– Кто? Ее мужчина? – уточняет Мари.

– Почти… Ее клиент, то бишь.

– Значит, она проститутка?

– Ну да. А по улицам заполночь всякая дрянь так и шастает, – продолжает Каору. – Кого только не подцепишь! То жулик на деньги кинет, то извращенец всякую дрянь выполнять заставит…

Мари задумчиво покусывает губу.

– И что же, она только по-китайски разговаривает?

– На японском только пять-шесть слов понимает. А полицию вызывать нельзя. Как пить дать – нелегалка. Да и у нас с полицией объясняться, мягко скажем, времени нету…

Мари снимает с плеча сумку, ставит на столик, подходит к девушке на полу. Наклоняется над ней и, задержав дыхание, спрашивает по-китайски:

– Что с вами?

То ли оттого, что не слышит, то ли еще почему, – девушка не отвечает. Только всхлипывает, содрогаясь всем телом.

Каору сочувственно качает головой:

– Это у нее шок. От боли. Ох, и намучилась, поди…

Мари снова обращается к девушке:

– Вы приехали из Китая?

Нет ответа.

– Не волнуйтесь, мы не из полиции…

Снова молчание.

– Вас избил мужчина?

Девушка наконец кивает: волна длинных черных волос едва заметно подрагивает.

Набравшись терпения, Мари продолжает, мягко повторяя вопросы по несколько раз. Каору, скрестив руки на груди, с тревогой ждет результатов. Кашка с Букашкой в четыре руки наводят порядок. Собирают окровавленные салфетки в мусорный мешок. Стаскивают с кровати грязные простыни, меняют полотенца в ванной. Подымают с пола торшер, уносят пивную бутылку. Проверяют комплектность вещей, прибирают в ванной. Видно, уже давно работают в паре: движения слаженные, ни секунды впустую.

Мари в углу все возится с пострадавшей. Слыша родную речь, та медленно приходит в себя. Хоть и обрывочно, начинает отвечать по-китайски. До ужаса тихим голосом. Наклонившись над нею, Мари внимательно прислушивается и кивает. Да изредка подбадривает какими-нибудь словами.

Каору легонько хлопает Мари по спине.

– Слушай, ты извини, но этот номер нужно сдавать новым клиентам. А девчонку мы сейчас отведем вниз, в подсобку. Пойдешь с нами?

– Да, но… Она же совсем раздета. Говорит, что все ее веши тот мужчина забрал с собой. Вообще все – от босоножек до трусов.

Каору качает головой:

– Это чтобы в полицию не сразу доложили. Совсем гнилой оказался, подонок…

Она открывает шкаф, достает легкий банный халатик и передает Мари.

– Для начала пускай наденет вот это.

Немного оклемавшись, девушка с трудом поднимается, разматывает полотенце, остается совсем нагишом – и, покачиваясь из стороны в сторону, закутывается в халатик. Мари, вдруг смутившись, отводит глаза. Миниатюрное, очень красивое тело. Высокая, упругая грудь. Гладкая кожа. Легкая тень волос на лобке. С Мари китаянка примерно одного возраста. В ней еще осталась угловатость маленькой девочки. На ногах еле стоит. Каору обнимает ее за плечи, выводит из номера и увозит вниз на служебном лифте. Мари берет сумку и спускается следом. Кашка с Букашкой продолжают уборку.