к ней, отчего у Кивы внутри все перевернулось. Но не успел он дотронуться, как между ними влезла Креста.

– Обожаю гулять, – бодро заявила рыжая. – Куда идем?

Кость сверкнул на Кресту глазами.

– Предупреждаю в первый и последний раз.

Та не пошевелилась, оставшись между ними живым барьером.

– Креста… – попыталась Кива, но во рту пересохло, и она умолкла.

– Если Киве можно размять ножки, то и всем можно, – заявила Креста, игнорируя нависшую угрозу. А может, даже наслаждаясь ей. – Так нечестно!

Кость склонил голову набок, разглядывая ее.

– Вообще, я бы даже посмотрел на это представление. Но сегодня я не в настроении. – Он отвел взгляд и махнул паре тоннельных надзирателей, чтобы те подошли, а потом вновь посмотрел на Кресту. – Можешь копать сама или же они могут тебя заставить. Выбирай.

Кива встревожилась еще сильнее, потому что Креста вызывающе осталась на месте, и подоспевшим надзирателям пришлось схватить ее с двух сторон.

Кость удовлетворенно усмехнулся, глядя, как Креста брыкается у них в руках, а потом обернулся к Киве:

– Ты. За мной.

Кива панически посмотрела на Кресту и поняла, что рыжая вот-вот выкинет какую-нибудь глупость – например, нападет на надзирателей, – и поэтому торопливо выдавила:

– Ничего! Я скоро вернусь!

В этом она не была так уж уверена, поскольку понятия не имела, что на уме у Кости, но будет куда хуже, если Кресту накажут вместо нее. Стоит той продолжить сопротивляться – и не хочется даже представлять, какие последствия их ждут.

Глядя Кресте в глаза, Кива молча умоляла ее сдаться, и та наконец перестала брыкаться и недовольно качнула головой в знак согласия.

Кива облегченно вздохнула, но застыла, когда Кость развернулся на каблуках и быстро пошел прочь, бросив через плечо:

– Не услышу твоих шагов за спиной, и гулять ты отправишься в покойницкую.

Креста вырвалась из рук надзирателей и от души пихнула Киву вперед, добавив:

– Кость языком не мелет, как сказал – так и будет. Беги.

– Но ты…

– Делай как велено, будь умницей, – кисло попросила Креста, вновь подпихивая Киву. – Иди.

Креста бросила на Киву последний взгляд, вопрошая, почему та еще здесь, вернулась на свое место у стены и принялась рыть. Надзиратели не спускали с нее глаз, но Кива не сомневалась, что рыжей хватит ума не нарываться. Креста и так многим рисковала, влезая поперек Кости, который получил свое прозвище за то, что имел обыкновение бессердечно ломать заключенным кости, и порой на то не было иной причины, кроме скуки.

При мысли, до чего могло бы дойти, потеряй он терпение, Киву охватила вина. Но тут она вспомнила, что он ждет ее, и поспешила следом, бросив на Кресту последний взгляд – убедиться, что та спокойно работает. Кость она догнала уже у самых лестниц. Он, кажется, почти расстроился, увидев ее, и так стиснул арбалет, будто только искал повода пустить его в ход.

Кива тревожно покосилась на оружие, и Кость ухмыльнулся, но лишь кивнул на лестницу:

– Наверх. – И добавил издевательски: – Дамы вперед.

Отчетливо ощущая, как Кость следит за каждым ее движением, Кива послушно полезла по перекладинам. Кажется, прошла вечность, прежде чем они поднялись на поверхность. В голове у нее роилось множество вопросов, но ни один из них она не смела задать.

Однако ей и не пришлось, потому что, как только она вышла вслед за Костью на полуденное солнце, то увидела, зачем он спустился за ней.

А точнее, кому она понадобилась.

Прямо у входа в здание их ждал смотритель; его темнокожее лицо осталось бесстрастным, когда он взглянул на нее – пропотевшую, запыленную.

При виде его Кива резко остановилась.

За пять недель она еще ни разу его не встречала, кроме как в день своего прибытия, а в тот раз мозг был так затуманен наркотиком, что едва запомнил их встречу. Зубастая улыбка, полная злорадства, да несколько глумливых слов, которыми он ее поприветствовал, – вот и все. Тогда она и не почувствовала почти ничего, но теперь все было иначе.

Взор затянуло алым, когда она взглянула на человека, повинного в стольких смертях.

Включая и ее отца много лет назад.

– Так ты в самом деле не подохла, – без экивоков заявил Рук.

Кива не ответила, напоминая себе, что, если она на него набросится, Кость ее схватит. Кэлдон в Речном дворце дал ей пару уроков боевых искусств, но ей ни за что не совладать одновременно с Руком и Костью – да и по отдельности тоже. Навыки ее оставляли желать лучшего, и это если не брать в расчет несколько недель недоедания и суровых условий заключения. Если она хочет заставить его за все поплатиться, нужно думать головой и выжидать.

– Должен признать, не ожидал, – продолжал Рук. – Особенно учитывая, в каком состоянии тебя привезли. Тебе удалось меня удивить.

Он посмотрел ей в глаза, и звездчатый шрам показался ей еще более зловещим, чем обычно.

– Но ты же у нас всегда выкарабкаешься, да?

Кива подняла голову, но ничего не ответила.

– Сказать нечего? – Он поднял бровь. – Какая жалость. Но я не поболтать с тобой пришел. С тех пор как ты сбежала, от тебя сплошные проблемы, Кива Меридан, – а точнее, Кива Корентин.

Она постаралась ничего не выдать, но краски сбежали со щек, и лицо Рука вспыхнуло торжеством.

– Вот уж чего не ожидал, – сказал он. – Хотя теперь ясно, чего ты полезла в Ордалии. Родная матушка, во дела.

Он издевался, и Кива так сжала кулаки, что ногти впились в кожу.

– Но это все ерунда, я бы не трогал тебя, если б не этот твой принц, – сказал Рук, распаляясь. – Ты знала, что он пытался сместить меня с поста смотрителя? Собирался даже выдвинуть обвинение, веришь ли. Но я подчиняюсь не Эвалону – по крайней мере, не только Эвалону. Я отвечаю перед правителями всех восьми королевств, и, если уж говорить о законах, решает большинство. В отличие от твоего принца Деверика, они-то ценят мои заслуги и понимают, что я спасаю весь Вендерол от худших отбросов общества. А уж как, это не их забота. Так все и шло, пока ко мне не прицепился твой принц.

Рук нахмурился, и Кива застыла.

– Они, может, и отказались прислушаться к обвинениям Деверика, но теперь за мной наблюдают куда плотнее, – сказал смотритель. – И мне это не с руки. Совсем не с руки.

Он подался вперед – совсем немного, но достаточно угрожающе, чтобы Кива преисполнилась самых дурных предчувствий.

– Раз уж его тут нет, чтобы прочувствовать мое недовольство, то я решил, что оно