Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А! Клокард!
Как много в этом слове!..
Если вы неравнодушны к старине-матушке и мыслями живете в славном прошлом, если вы хотите прочувствовать правду жизни до самых печенок, если вы устали от городской суеты, автомобилей и соблюдения прав человека – немедленно поезжайте в Клокард. Здесь в баре вам не нальют выпить, если на вас нет ковбойских сапог, соответствующей шляпы и пушки на боку; тут вам живо дадут в морду, если вы не учтивы с дамами; а разногласия между джентльменами в Клокарде решаются на ближайшей улице посредством того, кто быстрее достанет и выстрелит; и уж если в кабаке вдруг начинается общая потасовка, то тех, кто не принимает в ней участия, специальные люди безо всяких дополнительных разговоров выкидывают прочь, напутствуя пинками. Словом – рай.
Нужно сказать, что город Клокард естественным образом – рекой – делится на две части. Правобережная часть – деловая, возникшая и выстроенная уже на моей памяти – это Сити: банки, конторы, фешенебельные отели, небоскребы, асфальт, воняющие бензином машины, суета, то есть все прелести обычной цивилизации плюс почему-то довольно обширный китайский рынок, который так кстати разогнали ребята Пита Моркана во главе с Гербертом Прайком, когда громили билдинг «И Пэна». Эту часть города никто иначе как Сити и не зовет, в том числе и ее коренные обитатели. Но не о ней я веду свои изысканные речи.
Потому что есть еще левобережная часть – собственно Клокард. Привольно раскинувшийся вдоль реки массив – по большей части до сих пор деревянный – из основательных, помнящих еще варварские войны домов с черепичными крышами и не выше трех этажей, с узкими, мощенными брусчаткой улицами, над которыми протянулись переходы, соединяющие галереи вторых этажей домов. На левом берегу полно заведений под названием «Saloon», и перед ними в креслах-качалках, попыхивая сигарами, предаются полезному послеобеденному отдохновению заслуженные ветераны правильного образа «жизни с виски», и если вы при них заикнетесь про Сити, то в лучшем случае удостоитесь презрительного, длинного, как змея плевка, под ноги. У коновязей лениво машут хвостами бравые ковбойские жеребцы и не дай вам Бог приехать сюда на машине, позору не оберешься! Но вот вы наконец спрыгнули со своего горячего скакуна – шустрые местные мальчишки всего за один серебряный доллар в момент проводят вас в «лучшую-наилучшую» гостиницу в городе – с ванной в виде лохани, куда горячую воду таскают с первого этажа кувшинами смешливые девушки в платьях до самого пола. А вашего злобно косящего бешеным оком коня – Сполоха, Росинанта или там Гнедка – отведут в конюшню, обиходят, вычистят и зададут ему отборного овса.
Вот это и есть самый что ни на есть правильный Клокард – город, который наравне с Винздором и Тумпстауном активно противостоял варварским немытым ордам и где с тех пор, время, кажется, практически не сдвинулось вперед, поэтому если ночью вы вдруг проснетесь от выстрелов, не пугайтесь: это очередная парочка джентльменов при свидетелях выясняет, у кого из них длиннее.
(Сознаюсь: когда я, итожа, так сказать, прожитое, обдумываю туманное, но безусловно светлое будущее, то рядом с образом благоустроенной виллочки у океана, на крыльце которого, любуясь на закат, мы с Лизи когда-нибудь будем сидеть, нет-нет да и возникнет картинка с добротным двухэтажным клокардским домиком – и чтоб обязательно «Saloon» через дорогу. Сказать честно, я так и не решил, чему же отдать предпочтение. Может, все же учесть мнение Лиззи?)
И вот я шел по простой клокардской улице – простой же клокардский парень – и дивное лицо мое фиг бы кто из знакомых сейчас опознал: на мне выросли усы, короткие и черные, а еще я стал носить очки с оконными стеклами и контактные линзы, изменяющие цвет глаз, ну и все такое прочее – специальная пленка-маска была на рожу мою натянута, в результате чего подбородок несколько удлинился и приобрел несвойственную ему ямочку, скулы немного расширились, а цвет кожи сделался приятно бронзовым, как у настоящего индейца. Индейцев в Клокарде любят. Главным образом потому, что их там нет.
Это все от того, что я хорошо подготовился к смерти, и в сумку сложил много чего полезного. Сама сумка, путем перестегивания ремней превращенная в рюкзак, приятно отягощала мои плечи, и единственное, чего мне не хватало, – так это косящего яростным глазом боевого жеребца в поводу, но я надеялся как-нибудь выкрутиться или – в крайнем случае – прикупить лошадь в ближайшей конюшне, хотя я лошадей не люблю: они ржут, от них навоз, и вообще…
В Клокарде я бывал неоднократно и прилично знал центральную часть города – вот и сейчас я неторопливо и уверенно вышагивал, цокая подковками о брусчатку, по Хичхайкерс-стрит, одной из самых широких (и потому считавшейся центральной) улиц, на которой раньше помимо всего прочего помещался дивный пивной бар под названием «Пауланер».
Пройдя мимо трехэтажного здания «Бэнк оф Клокард», я аккуратно обошел жилистого белокурого джентльмена в короткой кожаной жилетке на голое тело и в неизменной шляпе: джентльмен развлекался метанием ножей в прислоненный к стенке дома на противоположной стороне улицы гроб; заметив мой интерес, он быстро, почти незаметно мне подмигнул и вернулся к своему увлекательному занятию. Наблюдавшие за мельканием ножей и по мере необходимости приносившие их обратно мальчишки при виде меня дернулись было, но тут же разочарованно вернулись на место – или от меня не исходил одуряющий аромат лишнего серебряного доллара, или они, что более вероятно, приняли меня за местного; и то, и другое было мне на руку, ибо привлекать к себе лишнее внимание я пока не собирался.
Славно – «Пауланер» оказался там, где и должен был стоять: Хичхайкерс, сорок семь. Я замедлил шаги, скинул сумку, перехватил ее в руку и неторопливо поднялся по пяти широким, унавоженным временем и бесчисленными подметками ступенькам.
На галерее у входа сидели пятеро пожилых господ самого умудренного жизненным опытом вида: их сигары дымились, а пивные кружки в руках исходили каплями приятной прохлады. При моем появлении господа прервали неспешную беседу и доброжелательно на меня уставились.
– Добрый день, джентльмены. – Я учтиво коснулся полей шляпы, слегка кивнул, принял ответные кивки и прошел мимо – в сумрачные, наполненные гвалтом и табачным дымом недра старинной пивной.
Здесь все было по-прежнему: широкие исцарапанные столы и вековые скамьи рядом с ними, а у противоположной от входа стены – обширная стойка с пятью кранами, из которых производился налив живительных жидкостей, с пирамидой чистых литровых кружек и целым выводком высоких табуреток.
Когда-то «Пауланер» в Клокарде держал Зигфрид Штайнер по прозвищу «Хальт», розовощекий, плотный, но на редкость проворный баварец, обыкновенно, правда, спокойный до флегмы. Еще он удивительным образом удерживал непременный «стэтсон» – далеко на лысом затылке. Зигфрид повышал голос только в тех случаях, когда чинился урон стойке с кружками, и именно тогда изрыгал «хальт!» – подобное случалось редко, можно сказать, вообще не случалось, но если Штайнер все же рявкал, успокаивались даже самые отъявленные буяны: всем было ведомо, что последует за этим «хальтом» для тех, кто не внял, ибо бравый Зигфрид держал под стойкой пистолет-пулемет «калико» с магазином на сто патронов и безо всяких раздумий пускал его в ход со скоростью семьсот пятьдесят выстрелов в минуту. Магическое слово «хальт» было намертво усвоено клокардцами после пары эпизодов, в ходе которых огневая струя из «калико» практически разрезала пополам троих особо ретивых, чуждых иностранным языкам посетителей.