В марте 1942 года из Лондона пришли особо тревожные сведения: «… секретные лаборатории Германии активно ведут исследования по созданию урановой бомбы…» И случилось так, что настойчивость идеолога НТР привела к долгожданному докладу наркома Сталину. Это сообщение вождя озадачило. А Берия уже не говорил «об отвлечении нашей страны на путь непомерных затрат». В Кремль были приглашены академики А. Иоффе, Н. Семенов, В. Хлопонин, П. Капица (Тем не менее в деятельности Лаврентия Берии, как государственного деятеля в создании отечественной атомной бомбы и атомной промышленности, в целом известна и положительная сторона. — Прим. авт.).

Результаты кремлевской встречи проявились уже в июне 1942 года. В оперативном деле «Энормоз» об этом свидетельствует шифротелеграмма резидентам, подготовленная Квасниковым и подписанная начальником разведки Павлом Михайловичем Фитиным.

В шифровке из Центра (№ 834-23 от 14.06.1942), в частности, говорилось: «…прошу всех принять меры к получению сведений следующего характера…» И далее — конкретные задания по широкому кругу вопросов «по теме». Но все же многое о характере отношений в рамках «разведка — ГКО» оставалось неизвестным еще не одно десятилетие…

Доклад Лаврентия Берии Иосифу Сталину. Это случилось на сто тридцать шестой день войны, в ноябре 1941 года, именно после получения из Лондона той самой тревожной шифровки. Главными в сообщении были четыре особенно настораживающих момента: резидентура располагает полученными от ценных источников особо секретными документальными материалами о ведущихся в Англии теоретических разработках по созданию атомной бомбы (1); она обладает «колоссальной разрушительной силой, эквивалентной нескольким тысячам тонн тротила» (2); работы по ее созданию ведутся «с большой поспешностью» (3); англичане «испытывают страх перед немцами, которые могут первыми изготовить» подобное оружие (4)… Таким образом, в руках разведки — Квасникова — и государственного деятеля Берии появился первый аргумент в защиту необходимости заниматься «атомом» всерьез.

Естественно, Сталин высказал опасения по поводу дезинформации и попросил Берию, чтобы «в природе возможности такого мощного взрыва» разобрались наши ученые. Берии было известно, что, в частности, академик Иоффе считает: «…атомное оружие — это гипотетическое оружие. Оно может быть, а может и не быть…» (аргумент «против»).

Главе государства, как и большинству людей его окружения, трудно было представить самое понятие «ядерное деление», да еще чрезвычайной мощности. Однако вождю, с его реальным подходом в делах, не давали покоя аргументы ученого-физика Флерова, а главное, его убежденность: «надо, не теряя времени, делать урановую бомбу» (второй аргумент в «копилку» Квасникова и Берии).

Но и неотложные задачи, связанные с тяжелым положением Красной Армии, — обеспечение фронта снарядами, самолетами, танками… — в тот момент, казалось бы, были аргументами «против». Однако Сталин за поступающей информацией о «сверхбомбе» велел следить.

В начале февраля 1942 года появились новые документы от фронтового разведчика. Это были математические вычисления и физические формулы, найденные у пленного немецкого офицера. Научная экспертиза показала, что речь шла о расчетах получения тяжелой воды и об уране-235. Данные свидетельствовали: в Германии ведутся серьезные работы по созданию атомной бомбы (третий аргумент).

Справка. Где-то под Таганрогом фронтовые разведчики взяли «языка» — немецкого штабного офицера. В его портфеле нашли записную книжку, всю «усеянную какими-то странными формулами и странным значками». Случилось так, что эта книжка оказалась в руках известного военного инженера Ильи Григорьевича Старинова, крупнейшего специалиста по взрывному делу, а в войну — «диверсанта № 1».

Старинов интуитивно понял, что речь идет «о какой-то взрывчатке» и отправил записную книжку в Москву, где она оказалась в ГКО. Из записей стало понятно, что германская сторона также собирается обзавестись атомной бомбой.

Исчезновение научных статей по «атому» перед войной обнаружил и физик Георгий Флеров. Он, как и Квасников, догадался, что это связано с работой над военным атомом. Флеров обратился по двум адресам: в ГКО и в свой Физико-технический институт, который к тому времени эвакуировался из Ленинграда в Казань. В институте устроили научный семинар, но к однозначному решению о целесообразности начала работ в этой области не пришли. По словам одного из участников этого семинара: «У меня не было уверенности, как завершилось бы тайное голосование, если бы на семинаре пришлось решать — нужно ли немедленно начинать работы уже через год или два…»

А вот категорическое утверждение историографа НТР Барковского:

«Дальновидный Квасников ставит нам задачу: создать для решения этого вопроса агентурную сеть из квалифицированных источников. К 1943 году, а именно в это время была создана Курчатовская лаборатория, такая сеть была налажена и информация шла потоком к Курчатову…»

Затем в ГКО на имя Сталина поступило второе письмо от ученого Флерова. Он снова настаивал, что «появление в руках нашей страны такого оружия позволит достичь сразу значительного превосходства» в войне с Германией (новый аргумент).

Однако «осторожный» Берия, и как член ГКО, и как глава госбезопасности, не торопился докладывать Сталину про это письмо Флерова, все еще перепроверяя. И вот новая шифровка из Лондона, доложенная ему Квасниковым и Фитиным, — она решила ускорение его встречи с вождем по «проблеме атомного оружия».

Шифротелеграмма гласила:

«…специальный комитет по урану доложил министру авиационной промышленности, а затем Черчиллю о том, что атомную бомбу можно изготовить до окончания войны, если будет признано необходимым затратить на это соответствующие средства…

В проекте ее создания подсчитана потребность в людях, электроэнергии и деньгах, определены ее внешние размеры, сила взрыва и число возможных жертв. Опытный завод по урану-235 намечается построить в Англии, а завод промышленного производства — в Канаде. Нуждаясь в большой финансовой помощи, Англия предложила США вести дело так, чтобы кооперировать дальнейшие работы по изготовлению атомной бомбы. Президент Рузвельт одобрил обмен с Британией научно-технической информацией и направил личное послание Черчиллю, предлагая, чтобы любые усилия в этом важном деле могли с пользой координироваться и проводиться совместно».

Но был ли Берия таким уж осторожным в атомных делах? Все же он был одним из соратников Сталина, причем высокого государственного уровня, к тому же «технически грамотным» и, кроме того, главой госбезопасности. Но только теперь, соединив в одно досье три группы сведений: материалы лондонских источников, письма физика, расчеты немецкого офицера, — Берия развернуто доложил «атомную проблему в мире» Сталину, главе ГКО и главнокомандующему.

Вот что было главным в этой докладной, подготовленной Квасниковым: «…Из прилагаемых совершенно секретных материалов, полученных НКВД СССР в Англии агентурным путем, видно, что существует возможность создания и использования атомного оружия…»