С точки зрения внешнего наблюдателя, объективной, система или структурирует Бытие-вне-нас – или это какая-то бессмыслица, низачем не нужная. С точки зрения внутреннего наблюдателя, субъективной, система всегда структурирует Бытие (-внутри-нас), в этом ее смысл, целесообразность, необходимость – а «провести грань» между Бытием-вне-нас и Бытием-внутри-нас она «не может» – не может выскочить за рамки себя как субъекта, своего представления о мире, своих задач.

В «Законах Паркинсона» есть дивный пример. Британское Адмиралтейство. Во время I Мировой войны тоннаж и количество вымпелов Его Величества флота значительно вырос. В отстающей пропорции рос и аппарат Адмиралтейства.

После войны флот стал сокращаться. А аппарат продолжал расти. В результате флот стал меньше довоенного – а аппарат значительно многочисленнее. Хотя дел у него, казалось бы, стало меньше. Но на внутрисистемном уровне – дел стало больше! Управления, отделы, подотделы и горы бумаг.

Каждый хочет зарплату и должность выше. Функционеры находят все новые способы улучшения общей работы, уточнения всех деталей и подробностей, совершенствования обеспечения боеготовности – и так без конца. И заняты все – выше горла!

На уровне монады, человека, – каждый стремится быть полезнее, значительнее, делать свое дело еще лучше – и лучше при этом жить. На уровне системы – она заботится прежде всего о себе самой: еще бы, ведь она – мозг и нервы флота, она – главная, без нее он превратится в мертвое железо, это она все обеспечивает, и, следовательно, чем ближе ко всеобъемлющей ее работа – тем лучше, это первоочередная задача. И она громоздится над собой, как скала на дрожжах, если скалы могут расти на дрожжах. И бюрократизация аппарата душит все вокруг.

Флот полагает, что Адмиралтейство для него. И работники Адмиралтейства тоже так полагают! Но у системы своя логика, своя целесообразность и свои законы развития. Система неизбежно отождествляет свое благо с благом флота. Все нужды воспринимает в первую очередь через призму нужд собственных: ведь она – не чужая флоту, не инородное образование, она – его мозг, руководящий орган, главная.

И сотрудники засиживаются после работы и получают благодарности, выговоры, премии, награды, чины и инфаркты.

Вышеизложенное в общем относится к любой фирме, коллективу, учреждению. Стремительный рост фирм в России девяностых годов показывает, как созданное несколькими приятелями предприятие мгновенно бюрократизируется и многоступенчато усложняется по мере существования. И вот уже простое дело требует внутренних виз и согласований, и всем нужны дополнительные сотрудники, и не хватает мест в просторных недавно помещениях.

Субъективный фактор понятен: каждый хочет быть значительнее, главнее, богаче. Но есть и объективный. Руководители с удивлением убеждаются, что многого внутри собственной фирмы они просто не в силах изменить: люди сволочи, хорошо работать не хотят, заменить за ту же зарплату их некем, выгнать нельзя – масса мелких дел провиснет, многочисленные партнерские обязательства вяжут по рукам и ногам, рынок диктует свои законы, отдохнуть толком некогда – свобода превратилась в сплошную необходимость, не то фирма просто рухнет. Система начинает диктовать человеку.

Он делает фирму для себя – и становится ее рабом. А кто его заставлял создавать систему? А собственная энергия, желание делать дела и бабки. Ну – получи. Зато ощущений – море. И пахоты выше крыши. Самореализация.

Система делает себя из людей и начинает выжимать из них соки. Стремится заработать максимум денег. Растет и превращается в монстра. Делается неразворотлива, хуже ловит мышей, медленнее реагирует на новое. Раньше или позже рушится: вечных систем нет.

И всегда преследует собственные интересы, которые могут совпадать с интересами монад, а могут и нет.

Сюда можно насовать массу цитат, начиная от Платона. Сравнения с ульем и муравейником, метафоры о воле богов и железной руке провидения. Джон Донн, Бен Гилель и еще шеренга. Ограничимся Паскалем: «Ветвь не сознает, что она – часть дерева».

Системы могут быть продуктивными и непродуктивными. Но продукт тоже бывает разный. Вообще под «продуктом» здесь понимается действие, изменение, любое переструктурирование Бытия-вне-нас. Может быть кон-структурирование и де-структурирование, упрощение и разрушение уже имеющихся структур.

Классический образец деструктурирующей системы – армия. Конструктивный аспект армии как системы – с одной стороны, она входит необходимой подсистемой в систему государства, с другой стороны – под нее создаются материальные и социальные структуры, из которых она и состоит. Деструктивный, а вернее – деструктурирующий аспект: армия существует для уничтожения и разрушения.

Армия прекрасно иллюстрирует превосходство системы над бессистемным скоплением, равным ей по численности, массе, по арифметической сумме энергий составляющих бессистемное скопление монад. Для простоты: превосходство фаланги над вооруженной толпой. Регулярного войска над сбродным ополчением.

«Лучше стадо баранов, предводительствуемое львом, чем стадо львов, предводительствуемое бараном», – повторил Наполеон формулировку Эпаминонда. Четко координируемое сложение усилий.

Средний германский воин в единоборстве не уступал среднему римскому, а скорее превосходил его: рослый, сильный, яростный, бесстрашный. Чего германцам не хватало? Организованности и дисциплины.

Берем самых сильных, агрессивных, сущих зверей, обученных бою. Составится ли из них наилучшее войско? Не факт. Если они начнут спорить с командиром, показывать в повседневности каждый собственный характер, действовать в бою по своему влечению, пониманию и стремлению к подвигам – система начнет давать сбои. Поэтому буйных в армии репрессируют, даже если это лучшие бойцы. Лучший боец – это хорошо, но гораздо важнее, чтоб ты безупречно функционировал как винтик системы. Фаланге не нужны индивидуальные подвиги, фаланге нужно безупречное выполнение приказа каждым.

Так что не надо удивляться, когда люди с наилучшими бойцовскими качествами и желаниями в армии не преуспевают, а вообще не вылезают из взысканий. Не вписываются в систему. Ломаются, обтесываются или отторгаются.

Какие качества ценятся в воюющей армии, кроме безоговорочной исполнительности? Умелость, выносливость, известная предприимчивость в выполнении приказа любыми средствами и любой ценой.

Хлоп! – победили, выводятся из боев, война кончена, армия начинает жить в мирных условиях. Что произошло?

А произошло принципиальное изменение системы. Из продуктивной она превратилась в непродуктивную. Она больше ничего вне себя не производит. А внутренняя структура осталась та же самая.

Эге. Армия уподобляется тюрьме. Рота – отряду на зоне. Жизнь ее – Бытие-внутри-нас. Объективно она ничего не делает.

Критерии исправного солдата меняются. Бойцовость и предприимчивость больше не нужны. Нужен внешний вид и образцовое содержание гарнизона. Строевая подготовка и знание уставов. Хороший солдат: мгновенно прыгает из койки в строй и из строя в койку, рубит вызубренные ответы на занятиях, начищен, в самоход не ходит, пьяным не замечен. Хорошая часть – где нет ЧП, не ломается техника, не дезертируют воины, покрашены заборы, трезвы офицеры, ничего не взрывается и не крадется. Тогда начальство довольно и чины идут.