я сказать не могу, но в одном я уверен: отец никогда не стал бы приглашать его на Рождество.

Какое бы впечатление ни произвели на Грейс слова Стивена, прочесть что-либо по ее лицу было невозможно: его выражение не изменилось, и только губы женщины сжались чуть крепче. Зато остальные были поражены такой дерзостью. Как раз в тот момент, когда Грейс собиралась заговорить, Джейн торопливо, запинаясь, начала:

– Ты… о, Стивен, как ты мог такое сказать? Отцу Эндрю нравился, правда, нравился. Что касается Джорджа, – она бросила сердитый взгляд на сестру, – если бы я и захотела, чтобы он познакомился с кем-нибудь, то это был бы только Эндрю, и если бы Джордж посчитал это ниже своего достоинства, тогда такой человек не для меня, вот так. А вы все – глупые… глупые снобы. Даже не снобы, а… ну, я не знаю.

– Успокойся, Джейн. Все в порядке, – Грейс взяла дочь за руку. Потом повернулась и, посмотрев на Стивена, очень тихим, даже нежным голосом произнесла:

– Похоже, вы все забываете, что я все еще хозяйка этого дома, и если я хочу, чтобы Эндрю ужинал с нами, значит, так оно и будет. Эндрю… – голос Грейс задрожал. Переводя взгляд с одного на другого, она часто заморгала. Никто не проронил ни слова, и Грейс, повернувшись, направилась к двери. Выйдя в холл, она несколько секунд стояла, опираясь на дверную ручку. Колени ее так дрожали, что она могла упасть. Болезненное чувство страха и тревоги вновь охватило ее и сжало грудь.

По мере того, как Грейс приближалась к лестнице, ее походка становилась какой-то неуверенной. Выражение боли и тревоги на лице сменилось другим – теперь, после того, как она напомнила всем, кто в доме хозяин, в ее глазах читалось настоятельное желание подтвердить это чем-нибудь, например, спросить на кухне у Пегги: «Ну как, все в порядке, Пегги?» – и таким образом вернуть себе уверенность в собственных силах.

Когда Грейс открыла дверь в столовую, Пегги Матер, склонившись над столом, переставляла графинчик для уксуса. Накрыванием стола Грейс занималась все послеобеденное время и теперь в мозгу ее прозвучал уверенный голос: «Скажи ей, чтобы поставила графин на место», но она не смогла преодолеть собственной нерешительности. Она прошла в столовую, сделав вид, что ничего не заметила, и встала позади кухарки: так было легче разговаривать.

У Пегги были широкие бедра, и, когда она наклонилась, ее ситцевая юбка туго натянулась на ягодицах и задралась, обнажив мясистые икры, – даже зад кухарки выглядел устрашающе. Грейс с самого начала всегда немного робела перед этой женщиной, но эта робость не шла ни в какое сравнение с тем чувством, которое стала внушать ей Пегги Матер в последние несколько недель.

Грейс хотела заговорить с Пегги, как хозяйка со служанкой, как будто, кроме этих отношений, между ними никогда ничего не было, но, когда она произнесла «Ну как, все в порядке, Пегги?», ее голос дрогнул.

– А почему это что-то должно быть не в порядке? Я не первый раз готовлю праздничный ужин к семи, а не к часу… какая разница.

Кухарка выпрямилась и грузно шагнула ко второй двери. Грейс смотрела ей в спину. Только когда дверь за Пегги закрылась, Грейс села. Сложив ладони вместе, она предалась весьма странному занятию – начала молиться.

Менее чем через полчаса к ней в комнату пришли Стивен и Беатрис. Первым – Стивен. Он выглядел несколько удрученным и одновременно более юным, чем Грейс видела его в последнее время. Когда он извинился за свое поведение, проговорив «Прости меня, ничего подобного больше не повторится», Грейс захотелось не просто протянуть ему руку, но и обнять его. Однако она только по-доброму взглянула на Стивена и ответила: «Ничего, я понимаю,» – и она действительно понимала его в эту минуту раскаяния – разве он не был ее сыном?

Несколько минут спустя в комнату вошла Беатрис.

– О, мамочка, как ты мне нравишься в этом сером платье! – воскликнула она. – Оно выглядит замечательно, я не видела тебя в нем сто лет.

Грейс стало одновременно приятно и грустно: она догадалась, что сын и старшая дочь решили сделать все, чтобы Рождество было не омрачено, по крайней мере, чтобы праздник не был испорчен из-за них. Инцидент в гостиной был досадным происшествием; по-видимому, они решили до поры до времени не думать о предстоящем ужине и об Эндрю. Грейс почти слышала голос Джеральда, одобрившего такое решение: «Доведи дело до конца сегодня – избежишь неприятностей завтра».

Впервые за три года Грейс легла в постель, погасив свет, и когда она проснулась среди ночи и обнаружила, что спала, то совсем не испугалась. В комнате и во всем доме царила неприятная тишина. Грейс решила, что идет снег. Она приказала себе встать и посмотреть, так ли это, но потом вновь забылась во сне и проснулась лишь утром. В доме уже началось неторопливое движение, потом спокойствие было нарушено возбужденными восклицаниями, доносившимися из комнаты, расположенной с противоположной стороны лестничной клетки: наступило Рождественское утро, и Ивонн смотрела, какими подарками наполнился за ночь ее чулок. Грейс не испытывала никакого желания быть свидетельницей этого события. Когда ее собственные дети были маленькими, она, переполняемая радостным волнением, любила наблюдать, как они лезут в свои чулки, но Ивонн, похоже, вообще не принадлежала к ее роду, хотя и была внучкой. Испорченный ребенок.

Грейс осталась в постели, надеясь, что какое-то время никто не зайдет и не потревожит ее: ей хотелось лежать и наслаждаться тем чувством, с которым она проснулась – ощущением новизны, смелости, и даже просто победы над темнотой. Женщина вытянула свои длинные ноги, потом перевернулась на живот и зарылась лицом в подушку. «Сегодня я сделаю их всех счастливыми, – решила она. – Всех до одного. И я схожу в церковь… да, схожу в церковь. Стивен обрадуется…» Да, она сходит в церковь, а вечером будет играть для них…

Только к десяти часам убрали после завтрака со стола и вымели мусор, оставшийся после распаковывания подарков. Грейс не могла сказать, что у нее вызвал восторг хотя бы один из преподнесенных ей подарков. По большей части это были вещи хозяйственного назначения: дети, несомненно, считали, что подарки ей понравятся, и она была уверена, что ей удалось создать нужное впечатление. Грейс подарила им чеки. Суммы были незначительными, но все четверо, даже Джеральд, приняли их с выражением радостного удивления на лицах.

Грейс постоянно чувствовала, что Джеральд пытается загнать ее в угол. Он ни на минуту не отходил от